Шрифт:
– Ты злой,– прошептала девушка и кивнула на пленников.– А они жуткие и в слизи. Только меч говорит со мной. И он твердит одно и то же – ты злой.
– Ты хочешь домой?– Насупился маг.
– Домой?– Оживилась Иная.– Хочу.
– Тогда какая разница, кто тебя туда отправит? Прими дар и не мeшай мне.
– Принять дар?
– Да. Ты готова. Я произнесу заклинание,ты заберешь силу у Тварей и передашь ее мне. Я открою врата и отправлю тебя домой. Ты же этого хочешь?
– Не верь ему, малышка!– Завопил Дор.– Он…
Велирий сжал пальцы в кулак, и оборотень взвыл от боли. Дойла закричала, прерывая рык Война, рванулась с цепей, но помочь мужу не смогла. Да и как бы она это сделала – своих сил еле хватало на то, чтобы оставаться в сознании.
Стая на обрыве пришла в движение – волки заскулили, медведи вскопали землю огромными лапами, Тени злобно заклокотали.
– Галия, ты сможешь убрать защиту жертвенника и запустить нас внутрь?– Заорал Торог в попытке перекричать рев взбешенных союзников.
– Нет, Тёмная магия мне не подвластна! Даже Тени не пройдут,– тут же откликнулась магичка.
– Тогда нам всем – каюк,– подытожил Тобус.– Помрем в битве, сложим головушки, и никто над нами слезинки не уронит.
– Замолчи уже!– Беззлобно прикрикнула Галия.– И без тебя тошно!
Велирий снова зашептал заклинание. Ведьмы притихли, со священным ужасом рассматривая магическую тучу.
Войн снова попытался натянуть цепи, но лишь зашипел от боли. Старухи постарались на славу – не иначе, как весь аконит в лесу оборвали.
– Вар-рвара, посмотри на меня,– тихо позвал бета, стараясь не привлекать внимание мага.– Что ты видишь?
Девушка неуверенно перевела на него взгляд, нахмурилась:
– Я… ви?у тебя.
– Хорошо, очень хорошо. Кто я, Вар-рвара?
– Ты… Тварь.
– Верно. Хорошо.– Войн мельком посмотрел на грозовую тучу и молнии, заново распоровшие небо.– Кто я?
– Ты…– Вымученно улыбнулась Иная.– Ты оборотень…
– Правильно,– Войн вдруг перестал дергать цепи, замер, не сводя с девушки взгляд, полный нежности,и прошептал.– Все хорошо, все хорошо, не страшно. Все это – не страшно. Чтобы не случилось дальше, я хочу, чтобы ты помнила – ты – моя Вар-рвара и навсегда ею останешься.
– Твоя?– Иная дотронулась до лба, провела рукой по цаpапине, нащупала тонкую косичку на виске. В ее взгляде вдруг заполыхало пoнимание, граничащее с ненавистью и радостью.– Я помню. Ты мoй! Мой оборотень!
***
В голове будто что-то щелкнуло. Зрение прояснилось, звуки обрушились со всех сторон. Боль, до этого ватная и далекая, стала острой и явной – кожа горела на запястьях, в кости будто впивались иголки. ? ещё мне было тепло и уютно. Черная вата магического дыма обволакивала одеялом, делилась силой. Я чувствовала, как раны затягиваются, как чешутся царапины и ожоги.
Все встало на свои места. Будто кто-то помыл окно,и я впервые посмотрела на мир через чистое стекло – без разводов, пыли и городского смога.
Ярости не было, злости тоже. Лишь четкое разделение на добро и зло, на правильное и неправильное, на «чужих» и «своих».
– «Теперь ты веришь?– С легким звоном поинтересовался Коготь.– Мы тут на краю пропасти болтаемся, пора уже что-то делать»!
О да, я верила!
Перед глазами проносились воспоминания…
Я в банке. Получаю документы на квартиру. Мою квартиру. На белых листах красуется прекрасная прямоугольная печать «погашено». Пахнет жимолостью и почему-то детским мылом, слышна тихая речь сотрудников, объясняющих посетителям новые условия заключения договоров…
А вот я устраиваюсь на работу. Тамара Васильевна (высокая дородная тетка с неизменной кичкой на затылке) с улыбкой сообщает – «вы нам подходите». А я радуюсь, как ребенок – моя первая работа! Официальная! По трудовой!
Выпуск из детского дома. Не было шариков и напутственных речей. Лишь котомка и осторожное похлопывание по плечу: «давай, девочка, иди с Богом». И я послушалась совета, шагнула в новую жизнь…
Еще помню, как лежала на чем-то твердом и холодном, замотанная в холщевое полотнище, и горько плакала. Мне было… обидно. Обидно, потому что, как бы я не старалась, сказать ничего не могла – еще не умела разговаривать…
Смутно, расплывчато видела перед собой мужчину в медицинской маске и его добрые карие глаза. Именно он через двадцать пять лет попросит меня в холодной операционной загадать мультик.
– Кто тут у нас?
– Подкидыш, нашли на обочине…
Вот так просто ставится клише, которое будет преследовать тебя всю жизнь – подкидыш.
И еще до этого – мама! Она склонилась над моей колыбелью. ?е голубые глаза были добрыми и теплыми, а улыбка – милой. И мне было безопасно рядом с ней…