Она оборвала себя.

— Я не хотела болтать. Я прошу прощения.

— Не нужно извиняться.

Было приятно видеть, что кто-то чем-то увлечен. Идея видеть столько красоты и потенциала в Обитрэйсе была мне чужда. Это немного освежает, в романтическом смысле.

— Трудно ли было покинуть свой дом?

— Нет, — сказала она. — Я никогда не принадлежала себе.

— А Обращаться?

И снова она остановилась. На этот раз она не возобновила движение, пристально глядя на меня.

— Простите меня за то, что я сейчас скажу, — сказала она. — Но почему Вы говорите со мной?

На это я не смог удержаться от смеха.

— А ты прямолинейна.

Она заправила прядь волнистых волос за ухо.

— Я выросла, зная, что проживу очень короткую жизнь. Быть прямолинейной было наиболее эффективным вариантом.

— Я ценю это. Оказывается, бессмертие делает людей слишком многословными.

Мы продолжали идти, и я продолжил:

— Раз уж мы говорим прямо, я просто удивлен, потому что, когда я услышал, что Вейл, благородный вампир, Обратил человеческую женщину, чтобы вернуть ее в качестве своей жены, я ожидал увидеть очень красивую, очень вежливую, очень покорную маленькую женщину.

— Ничем из перечисленного я не являюсь, — сказала она.

Она была, объективно, симпатичной, даже если не в моем вкусе. Но нет, определенно она не была раболепной или вежливой.

— Я не сильна в играх, Ваше Высочество, — сказала она. — Я хотела бы знать, что Вас беспокоит. Вы беспокоитесь, что я опозорю Вас на этом мероприятии?

Я не думал об этом, но… может быть, кому-то действительно стоит позаботиться о том, чтобы она не общалась с кем-то важным и легко обижаемым.

Я не знал, как сформулировать свой следующий вопрос — не был уверен, как много я хотел рассказать этой женщине, которую едва знал. Сам факт того, что я разговариваю с ней, показывало больше, чем мне хотелось бы.

— Ты обнаружишь, — сказал я наконец, — что большинство вампиров не особо высокого мнения об Обращенных.

— Я это уже итак поняла.

— У многих вампиров нет особо благожелательных причин для Обращения человека. Мой создатель не был исключением. Так что, раз уж ты любишь говорить прямо, я тоже скажу прямо. Если ты не хочешь быть здесь, Лилит, тебе не нужно быть здесь. Если что-то из этого было против твоей воли…

— Нет. — Она быстро выдохнула это слово, а затем рассмеялась, как будто я только что сказал что-то нелепое. — Нет. Все не так. Вейл обратил меня, чтобы спасти мою жизнь.

Мне это не показалось особенно убедительным. Они всегда так говорят, — хотела сказать я ей.

Ты хочешь жить? спросил меня Некулай. И я тоже ответил «да». Я умолял о жизни. Как гребаный дурак.

— Иногда все начинается именно так, — сказал я. — Но…

— Я здесь, потому что хочу быть здесь, — твердо сказала она. — Вейл относится ко мне только с уважением и привязанностью.

Я внимательно наблюдал за происходящим и не видел ничего, что противоречило бы этому. Но я все равно был настроен скептически. Вейл был тем же, кто был свидетелем ужасных издевательств над Обращенными рабами при дворе Некулая и относился к этому как к чему-то нормальному.

— Хорошо, — сказал я. — Я рад это слышать. Просто знай, что, если что-то изменится, ты никогда не окажешься в ловушке. Не здесь. Не при моем дворе.

Слабая улыбка мелькнула на ее губах.

— Я ценю это. Я получила больше заботы, чем я думала, получу от короля.

Она остановилась перед двойными дверями.

— Это моя комната. — Затем она склонила голову. — Спасибо, что проводили меня.

Я отмахнулся от поклона.

— Конечно.

Я начал отворачиваться, но Лилит позвала меня:

— Ваше Высочество.

Я оглянулся через плечо.

— Вы не доверяете Вейлу, — сказала она.

Это было действительно верно, а также было верно то, что я совершенно не собирался признавать вслух.

— Вейл — мой высший генерал, и я оказываю ему все доверие, подобающее этой должности.

Она выглядела неубежденной.

— Значит, он Вам не нравится. Почему?

Сиськи Иксы, эта женщина.

Я ухмыльнулся.

— Я уверен, что у Вейла тоже есть свои сомнения на мой счет.

Лилит не ответила, и для меня это был достаточный ответ.

— Со временем ты поймешь, что это странно — долго жить, — сказал я. — Многое может измениться за пару веков. Многое может измениться за пару столетий. Но ты все равно несешь все это дерьмо с собой. Столетиями.

Она слегка улыбнулась.

— Не так уж сильно это отличается от людей.

Я пожал плечами.

— Может быть, нет.

Я снова отвернулся, не желая делиться более неудобной откровенностью.

— Спокойной ночи, Лилит. Спасибо, что потакала моему любопытству.