Но темнота все равно проскальзывала.

ОДНАЖДЫ НОЧЬЮ, на третьей неделе, Райн был на взводе. Он казался напряженным, его обычная ровная, непринужденная манера поведения сменилась вечным постукиванием ног, скрежетом зубов и пальцами, которые сжимались, разжимались, сжимались, разжимались, снова и снова. Каждый мускул в его лице был напряжен.

— Что с тобой? — спросила я, в конце концов, когда он так отвлекся во время тренировки, что чуть не позволил мне снести ему голову Ночным огнем.

— Ничего, — огрызнулся он.

— Звучит неубедительно.

Он даже не нашелся, что ответить, что, возможно, было самым тревожным из всего.

Он отпросился с нашей тренировки, и я не стала спорить. Я не собиралась показывать ему, что беспокоюсь о нем, но в то же время не могла избавиться от ноющего чувства тревоги. Когда я услышала шаги в общей комнате, я тихонько вышла из своей комнаты и выглянула за угол.

Он стоял у обеденного стола со стаканом в руке. Сначала я подумала, что он пустой, но потом, когда он поднял его, я поняла, что в нем крошечная, крошечная лужица крови, едва достаточная, чтобы покрыть дно.

Райн смотрел на него, словно прощаясь с возлюбленной, затем отбросил его назад, смакуя, а затем проглотил.

Все онемело и похолодело. Выражение его лица… то, как он смотрел на пустой бокал… оно сказало мне все, что я хотела знать. Я чувствовала себя дурой.

— Итак, — сказала я, выходя из прихожей. — Это все, не так ли?

— Хм?

Матерь. Я была такой чертовски глупой. Райн был настолько глуп, что у него даже не было сил убедительно притвориться невеждой. Я протянула ладонь к пустому стакану, который все еще был в его руке.

— Ты сказал мне, что тебе хватит.

— Я… — Он избегал моего взгляда. Он сглотнул. — Мне действительно было достаточно.

— Не похоже, чтобы тебе было достаточно.

— Испытание Полумесяца состоится со дня на день. Все в порядке. Я в порядке.

Он опустил стакан немного слишком сильно, и по его боку пошла паутина трещин. Если он и заметил, то не показал этого. Костяшки его пальцев побелели.

Что-то в этом звуке, звуке треснувшего стакана вскрыло что-то и во мне. Все те признаки голода, которые я не хотела замечать, разом поразили меня. Он был повсюду. Как же я раньше не замечала? Всякий раз, когда я спрашивала, достаточно ли у него еды, он отвечал, что да. И я верила ему на слово, даже не сомневаясь в этом.

Райн был голоден, и не просто голоден, а на грани голодной смерти.

И я была в комнате с ним.

Почему мне было так трудно признать реальность этих двух вещей?

Дело было не в том, что я боялась его. Дело в том, что я не боялась, а должна была. Я должна была. Такова природа, и она не меняется из-за того, что я могу чувствовать.

— Ты совершаешь так много ошибок, — прошептал Винсент мне на ухо. Я не заметила, как прошло много времени с тех пор, как я его услышала.

— Я должна пойти в другое место, — сказала я. — В другие апартаменты.

Я выровняла голос, но мне пришлось приложить больше усилий, чем я ожидала. И я могла сказать, что Райну пришлось приложить не меньше усилий, чтобы сохранить нейтральное выражение лица, и ему это не совсем удалось. Мышцы его челюсти слегка подергивались, словно он пытался сдержать дрожь от удара.

Я тоже почувствовала этот удар. Как будто я только что ударила его по лицу.

— Почему? — сдавленно спросил он.

— Почему? — Я указала на пустой стакан. Трещины увеличились. Теперь только крепкая хватка Райна не давала ему разбиться. — Райн, не будь…

— Нет причин для этого.

Он не собирался заставлять меня говорить это. Он не мог быть таким наивным.

— Нет, есть. Ты знаешь, что есть.

— Я говорил тебе, что… — Он сделал паузу. Сделал вдох. Выпустил его. — Надеюсь, ты знаешь, что тебе не нужно об этом беспокоиться.

— Мне всегда приходится беспокоиться.

— Ты никогда не будешь в безопасности, — прошептал Винсент.

— Не со мной.

— Даже с тобой.

Особенно с тобой, потому что с тобой я чувствую себя спокойно.

И на этот раз он действительно вздрогнул. Стекло разбилось.

— После всего, ты все еще боишься меня? Я не гребаное животное, Орайя, — сказал он, произнося слова так низко и грубо, что они действительно напоминали рычание. — Окажи мне немного больше доверия.