Шрифт:
Конечно, у Мише не было той язвительной остроты Иланы. Но у нее было такое же очевидное, безусловное чутье. Она была… бессовестно яркой. Интересно, какие отношения были между ней и Райном? Они оба были странными по вампирским меркам, но так, что не могли отличаться друг от друга.
Она поднялась и раскинула руки, жестом указывая на комнату.
— Добро пожаловать в наш дом. Разве он не потрясающий? Ну… возможно, ты так не думаешь. Я уверена, что это ничто по сравнению с замком Ночнорожденных. Но мы никогда раньше не бывали в таких местах. Или… хотя, я полагаю, Райн бывал, но я…
— Дай ей чертову минуту, прежде чем заговоришь ее до смерти, Мише.
Райн засунул руки в карманы своего длинного, черного, простого и чуть маловатого в плечах пиджака и подошел ко мне, на его губах расплылась самодовольная улыбка, от которой я покрылась мурашками.
— Ты быстро передумала, не так ли?
— У меня не было выбора.
— Мы видели.
— И слава богам, что ты все — таки пришла сюда, — вздохнула Мише. — Ты бы умерла. — Ее лицо ожесточилось. — Эти Кроворожденные говнюки. Он пытался разорвать тебя на куски, не так ли?
Слава богам, сказала она. Не Богине. Интересно.
— У меня есть для тебя подарок, — сказал Райн, очень непринужденно, — чтобы поприветствовать тебя в нашей маленькой семье.
Мише усмехнулась. Было неприятно видеть, как такое солнечное и веселое выражение лица подчеркивают острые клыки.
— О, да! — Она потянулась к одному из сундуков, придвинутых к дальней стене, и когда она обернулась, я не успела отпрянуть.
Это была голова.
Голова мужчины, кожа бледная и вялая, волосы в основном седые с пепельно-коричневыми прожилками. Его уши были заострены, как и зубы, которые видны сквозь вечное рычание, которое украшало его губы даже в смерти.
Я едва успела рассмотреть вампира, напавшего на меня, но должна была предположить, что это он.
Мой желудок сжался от внезапной тошноты. Воспоминания приходили, как всегда, короткими, всепоглощающими вспышками.
У меня есть для тебя подарок.
Я резко моргнула, отгоняя прошлое. Затем тщательно выровняла выражение лица, вернув его в холодную незаинтересованность.
— И что, черт возьми, я должна с этим делать?
Райн пожал плечами.
— Не знаю. Злорадствовать?
— Как приятно, — сказала я сухо. — Он определенно выглядит так, будто теперь может оценить мое превосходство.
Ухмылка Мише поблекла. Губы Райна истончились в язвительном неодобрении.
— Я уже дважды спас тебе жизнь и подарил голову твоего врага, и этого все еще недостаточно? Для маленького человека ты очень требовательна, не так ли?
— Все эти «подарки» были корыстными. Я тоже помогла тебе выжить на арене. И я уверена, что тебе понравилось убивать его.
На его лице промелькнуло странное выражение, которое быстро сменилось легкой улыбкой.
— Вот почему мы союзники. Потому что наши интересы взаимовыгодны.
— Хм.
Я старалась не показывать, что слово «союзники» пробирает меня до костей. Только сейчас до меня дошли все последствия моих действий. Я была вынуждена принять решение от безысходности, и теперь я оказалась в ловушке с этими двумя.
Мише все еще держала голову, хотя теперь она смотрела на нее с легкой досадой.
— Он действительно был засранцем. — Она вздохнула. — Он бы все равно умер. Ты практически выпотрошила его.
— Должно быть, это была неплохая битва, — добавил Райн, — судя по состоянию вас обоих.
Я сделала пару шагов ближе к Мише, осматривая голову. Даже для вампиров бледно-серый оттенок его кожи был необычен, как и яркий красный цвет, обрамлявший его невидящие глаза. Паутина черно-малиновых вен ползла вверх по его горлу. Они были видны на его шее, челюсти, в уголках рта и глаз. И даже в смерти они, казалось… пульсировали.
— Что? — сказал Райн. — Ты никогда раньше не видела проклятие Кроворожденных вблизи?
Мне не нравилось, что он так легко читает меня по моему лицу.
— Это была жажда крови, — сказала я.
— Это, черт возьми, было нечто большее, чем просто жажда крови.
Он звучал странно серьезно. Возможно, даже мрачно. Когда я оторвала взгляд от головы, чтобы посмотреть на него, ухмылка исчезла с его губ.
Затем он заметил мой пристальный взгляд, и точно так же его ухмылка вернулась.
— Его дни были сочтены в любом случае. Милосердие. Это был наименее болезненный способ, которым он мог уйти. В любом случае. — Ухмылка превратилась в кривую усмешку. — Я рад, что ты пришла в себя. Мише, теперь ты хочешь избавиться от этой штуки?