Это было одно из любимейших развлечений обычных горожан. Высшее же общество такие праздники не очень жаловало. На площади было слишком шумно, развлечения были слишком безыскусны, поэтому чаще благородные семейства и почтенные мастера, выждав обязательную часть, покидали свои места на трибуне и переходили в само Собрание. Там накрывали легкие закуски и разливали более изысканные напитки, а собравшиеся могли в более спокойной обстановке вести беседы или танцевать под изящные мотивы.

Нэрданель в общем разделяла отношение к происходящему на площади, но и большой любви к светским сборищам не испытывала. Поэтому посещала эти вечера раз в год, а то и реже — если отец слишком уж намекал, что неплохо бы им явиться в полном семейном составе.

— Может быть, нам сегодня прогуляться в центр, выпить кофе и, например, купить тебе новое платье? — на следующее утро после неожиданного заявления дочери спросила Нинквэтиль. Спросила как бы невзначай, не поднимая глаз от тарелки с жареным беконом.

— Почему бы и нет, — кивнула Нэрданель, тоже не подав виду. Еще не хватало спровоцировать лишние расспросы. Мать, конечно, всегда была сдержанной и не очень-то лезла в душу, но в последнее время она явно была обеспокоена происходящим.

— Вот и славно. Ториэль, милая, мы сегодня пообедаем в центре, так что…

Идея с платьем уже приходила в голову самой Нэрданель. Ночью, лежа в постели, она перебирала в голове свои наряды и размышляла о том, в чем лучше пойти. Платье, в котором она ездила на обед во дворец, было полуторагодичной давности: нежно-голубое, из хорошего атласа, с мелкой сетчатой вставкой на плечах и груди, оно скрывало ненужное и более-менее освежало морковные оттенки ее внешности. Хорошее, миленькое было платье. Правда, слишком примелькалось: и на паре вечеров в «Каменной розе», и на концерте арфистов из Валимара, и на дне рождения Финдис, когда оно было еще новым… Другие тоже не отличались новизной, и это, конечно, не укрылось бы от внимания наблюдательных леди… В общем, платье имело смысл поменять.

К полудню они с матерью обошли пять магазинов, но нигде не увидели ничего подходящего. Нэрданель обращала внимание на светлые ткани и легкий крой, а продавщицы предлагали сплошь декольтированные наряды с пышными юбками и обилием бисера на лифе.

— Я не хочу выглядеть, как девочка с хутора на первом столичном балу, — в полголоса заметила Нэрданель, когда они вышли из пятого магазина.

Нинквэтиль кивнула.

— Все расхватали… Умные девочки готовятся за пару месяцев до.

— То умные… — вздохнула Нэрданель, они переглянулись и дружно рассмеялись.

— Для неумных девочек тоже еще что-то осталось, — раздалось откуда-то сзади.

Нэрданель оглянулась и с удивлением посмотрела на говорившего — странного вида женщину, расположившуюся на скамейке возле длинного фасада доходного дома. Они только что прошли мимо, и Нэрданель еще обратила внимание: на край скамейки обстоятельно тряс хвостом толстый кот. Женщина сидела нога на ногу, смотрела через дорогу и флегматично жевала бутерброд с колбасой; кофе дымился в большой керамической кружке у нее в руке.

Нинквэтиль и Нэрданель переглянулись.

— Простите?

Не поворачивая головы, женщина ткнула бутербродом себе за спину. Там под лаконичной вывеской «Магазин» в маленькой витрине стоял голый покосившийся манекен.

— Осталось что-то, говорю.

Нинквэтиль и Нэрданель снова переглянулись и, поддавшись то ли отчаянию, то ли обоюдному авантюрному порыву, с опаской толкнули дверь. Беззвучно закачался над нею колокольчик.

Осталось в общем-то немного. В вытянутом и на удивление чистом и светлом помещении вдоль стен стояли другие манекены, тоже через одного раздетые. Нэрданель прошла вдоль строя, рассматривая весьма элегантные наряды, и остановилась возле одного из них. Пепельно-серое платье с красивым кружевом на лифе и контрастно-белыми рукавами смотрелось изумительно: строго, лаконично, с достоинством. Если убрать волосы и заколоть их как-нибудь поинтереснее, будет смотреться очень даже…

— Неплохо. Но в груди тебе будет велико, — протиснувшись в дверь без помощи рук, заметила женщина. Отхлебнула из кружки, подошла вплотную к Нэрданель, с головы до ног смерила ее не очень-то приятным профессиональным взглядом. — Можно, конечно, подправить, но зачем?

— А я бы хотела померить, — покосившись на бессовестно пахнущую колбасу, с нажимом произнесла Нэрданель.

— Нет уж, — безаппеляционно ответила женщина. Отошла и остановилась возле заставленного коробками шкафа, потом обернулась на Нинквэтиль, приглашающе ткнула бутербродом в приставную лесенку, затем в коробку на полке, а затем на алую занавеску примерочной. — Вот. А то у меня руки грязные. — И уселась на высокий стул возле стойки.

Нинквэтиль и Нэрданель переглянулись в третий раз. У обеих определенно мелькнуло желание развернуться и уйти, но какое-то упрямое любопытство будто толкнуло Нэрданель под руку. Она сунула матери сумочку и решительно полезла за коробкой.

До кондитерской «У Лиссэ» они в тот день не дошли. Когда пунцовая Нэрданель высунула нос из-за занавески и сообщила, что все это очень эффектно, но фасон явно не ее, госпожа Иртасмиль — так, оказалось, звали хозяйку — отставила наконец-то свою кружку и полезла за стойку, оттуда донесся громкий плеск воды и сильный запах лимона. Снова она появилась уже с засученными рукавами и табуреткой в руках.