Шрифт:
Она улыбнулась. Той же улыбкой, что и на лекции. Ее тихий голос звучал убедительно. Располагающе. Арман почувствовал, как напряжение спало.
Она оказалась совсем не таким монстром, как они думали. Не психопаткой с безумными идеями. Они видели перед собой такого же человека, как они сами. Приятного.
– А потому, – продолжила Эбигейл, – нет нужды стрелять в них. Только в меня.
В ответ на это раздался нервный смех.
Арман редко наблюдал такую резкую смену настроения в толпе людей. Это не означало, что кто-то внезапно решил присоединиться к крестовому походу профессора, но стало ясно, что их собственная защита ослабевает.
Робинсон им нравилась, пусть ее цели их и не устраивали.
Впрочем, в этой комнате присутствовало еще одно лицо, которое столь же быстро сумело перенастроить толпу, изменить ее настроение на противоположное. Хания Дауд сумела отвратить от себя почти всех благодушно настроенных по отношению к ней гостей.
Из дальнего конца холла донесся шум, детские голоса зазвучали оживленнее и громче.
Часы показывали 11:25. Репетиция закончилась. Главное блюдо вот-вот должны были подать.
– Это что? – спросила Хания у Розлин, когда деревенская ребятня, возбужденно растолкав взрослых, заняла свои места на импровизированной сцене.
– Квебекская традиция, – объяснила Розлин. Она смотрела на своих дочерей. – Я то же самое делала, когда была маленькой.
Розлин не обратила внимания на то, что Хания, задавая свой вопрос, не сводила глаз с Эбигейл Робинсон.
Теперь Хания взглянула на Розлин:
– Что вы делали?
– Участвовала в постановках «Басен» Лафонтена. Дети выбирают одну из его басен и разыгрывают ее вечером в канун Нового года.
– Господи, – сказала Хания. – Еще одна пытка.
Клара перехватила взгляд Хании и, перед тем как та отвернулась, увидела улыбку на ее лице. Она совершенно неожиданно отпустила шутку. И вдруг шрамы исчезли, и Клара увидела молодую женщину, чьи раны на мгновение исцелились при виде детей в самодельных костюмчиках, маленьких артистов, толкающих друг друга на сцене.
Потом это мгновение прошло, шрамы снова появились на лице Хании и будто стали еще глубже.
Клара перевела взгляд – ей стало интересно, на что смотрит суданская героиня теперь.
Вернее, на кого она смотрит.
Эбигейл Робинсон двигалась сквозь толпу, которая расступалась перед ней, будто профессор шла в изорванном балахоне и с косой в руках.
– О, это одна из моих самых любимых, – сказала Мирна, подтолкнув Клару локтем. – «Les animaux malades de la peste» [58] .
– «Звери, заболевшие чумой», – перевела Розлин для Хании.
«Не звери, заболевшие чумой, – отметила про себя Хания, глядя на Эбигейл, шествующую по комнате, – а люди, озверевшие из-за чумы».
58
Эта басня Лафонтена переводилась на русский язык под названием «Мор зверей» Я. Княжниным (1779), Д. Хвостовым (1829), более всего известна в переложении И. Крылова (1809).
Она тоже чувствовала в себе эту заразу.
– Винсент Жильбер, верно? – спросила, улыбаясь, Эбигейл Робинсон.
Он наклонил голову, но руки не протянул.
– Профессор.
– Это моя помощница Дебора Шнайдер. И Колетт Роберж…
– Почетный ректор университета, – кивнул Жильбер. – Мы знакомы.
Их внимание отвлекла суета на сцене, и они повернулись туда.
Обычно на то, чтобы ежегодная постановка басни Лафонтена перешла в катастрофу, хватало двух минут, но сегодня это случилось за рекордно короткое время.
Маленькая девочка, игравшая осла, расплакалась. Несмотря на все заверения Габри о том, что это всего лишь игра, ребенок принял нападки других животных на свой счет, вернее, на счет осла, которого обвинили во вспышке чумы [59] .
Она рыдала, повторяя: «Я не виновата».
Представление прекратили, и Габри с родителями девочки принялись успокаивать ее.
Во время этого неожиданного перерыва почетный ректор Роберж обратилась к Робинсон:
– Не знаю, в курсе ли ты, но доктору Жильберу принадлежит выдающаяся работа о взаимозависимости разума и тела.
59
В басне животные ищут виновника мора, свирепствующего среди них «по множеству грехов», но боятся осуждать кровожадных хищников и обвиняют смирного осла, признавшегося в том, что пасся на чужом лугу.
– Я знаю, кто такой доктор Жильбер, – кивнула Эбигейл. – И я читала его работы.
– А я знаю о вас, – сказал он. – Вы произвели настоящий фурор в научном сообществе. Может быть, мы когда-нибудь поговорим об этом.
– Вы заинтересованы в распространении моих открытий, доктор Жильбер? Между нами, кажется, много общего.
– Это почему?
– Я часто думала, что вы не имеете должного признания, в особенности за ваши ранние работы. Я буду счастлива поспособствовать тому, чтобы вы получили то, чего заслуживаете.