Арман хмыкнул. Он по собственному опыту знал, что почти всегда есть какая-то причина, которая заставляет людей поступать так, а не иначе. И нередко эта причина весьма убедительна, если только до нее докопаться.

– Интересно, дойдет ли дело до сотни обезьянок, – сказал Жильбер. – Это будет любопытно.

– А восемьдесят шесть – не любопытно? – подколола его Рут.

Жан Ги сделал шаг и встал перед Анни и Идолой. Но Анни прикоснулась к его руке и прошептала:

– Ca va bien aller.

«Все будет хорошо».

Он посмотрел ей в глаза и отошел в сторону.

– Почему вы сказали, что это будет любопытно? – спросил Стивен.

Увидев, что Эбигейл Робинсон протянула руку к одеяльцу, в которое была завернута Идола, Рут, сжимая свою трость и утку, ринулась вперед. Вид у Розы был решительный. Настоящая боевая утка.

Но Арман выставил руку:

– Non. Пускай.

– Идола… – начала Рут.

– В безопасности. – Но глаз от них он не отрывал.

Гамаш не мог понять, чего опасается. Он знал, что Эбигейл Робинсон не причинит никакого вреда его внучке. Не сейчас. И не потом.

Они наблюдали – вот Робинсон наклонилась над ребенком. Они наблюдали – вот Робинсон выпрямилась. Они наблюдали – вот она сказала что-то Анни и Жану Ги. Анни ответила.

Арман увидел, как улыбнулась Рейн-Мари. И только теперь смог он повернуться к Жильберу.

– Теория ста обезьян… – сказал Винсент Жильбер. – Никогда про нее не слышали?

– А оно стоит того? – спросил Стивен.

Жильбер рассмеялся:

– Пожалуй, нет. Я живу в одиночестве, и у меня есть куча времени, чтобы читать всякие тарабарские статьи. И эта статья посвящена человеческой природе и стадному менталитету.

– Постойте… – Стивен вспомнил. – Вы говорите про исследование японских антропологов?

– Да. Я даже не уверен, что речь идет о настоящем исследовании, – сказал доктор Жильбер. – Все это похоже на вранье, тем не менее…

– Может, и не вранье. – Стивен с энтузиазмом обратился к другим слушателям. – Это дело много лет назад попало в инвесторское сообщество. Дело довольно странное, но некоторые считают, что эта статья объясняет, почему определенные акции, определенные виды промышленности или продукты, например биткойны, вдруг начинают пользоваться огромным спросом. Почему укореняются некоторые идеи, какими бы безумными они ни были, тогда как другие идеи, гораздо лучше, просто умирают.

– Например, бетамакс [62] , – сказала Рут.

Таким был ее ответ на все, что обещало успех, но не состоялось. Еще в этом же смысле она использовала «Авро Эрроу» [63] .

– И что это за исследование? – спросил Арман. Его интересовало все, что связано с человеческой природой.

– Это было, кажется, в пятидесятые годы прошлого столетия, – сказал Жильбер. – Тогда на один из японских островов сбросили мешки батата для обезьян, которые там жили. Обезьянам понравился вкус, но песок, налипший на клубнеплоды, вызывал у них ярость. Антропологи, которые вели наблюдение за обезьянами, заметили, что однажды одна молодая самка помыла клубнеплод в океане. Ее примеру последовали и несколько других обезьян, но большинство продолжали есть батат с песком. Я ничего не путаю?

– Именно так и я запомнил, – подтвердил Стивен.

– Не ахти какая история, – сказала Рут. – Я вам когда-нибудь говорила про «Авро Эрроу»?

– Она ваш друг? – спросил Жильбер у Стивена.

– Не она. Ее утка.

– Синдром Дауна? – спросила Эбигейл.

– Ее зовут Идола, – сказала Анни.

Рейн-Мари посмотрела на Армана – она знала, что он наблюдает за ними. И улыбнулась. Потом она обратилась к Эбигейл:

– Я хочу показать вам кое-что.

Остальные потянулись за Рейн-Мари, которая направилась к окну, а подойдя, ткнула пальцем в оконное стекло.

– В других окнах гостиницы и спа-салона есть такие же. Они имеются практически в каждом жилом и коммерческом здании в Трех Соснах…

– А возможно, и во всем Квебеке, – сказал Габри.

К стеклу окна скотчем был прилеплен детский рисунок, изображающий радугу, а под ним была подпись: «Ca va bien aller».

– Да, я видела это в доме Колетт, – произнесла Эбигейл. Но смотрела она, казалось, не на рисунок, а на костер за окном.

– Это французский перевод слов Юлианы Норвичской, – сказала Мирна. – Вы наверняка знаете это выражение. «Все будет хорошо».

– Дети рисовали радугу, – добавила Клара, – наверное, во всем мире. Но здесь они еще и приписывали эту фразу. Они раздавали свои рисунки во время первой волны.

Не прошло и нескольких недель локдауна, как в Трех Соснах на окнах каждого дома, жилого или принадлежащего владельцу терпящего бедствие бизнеса, появилась эта картинка.

Эта фраза «Ca va bien aller» была не только словами утешения, но и боевым кличем. Призывом к спокойствию и разуму. Призывом не поддаваться отчаянию. Панике. Одиночеству. Отрицанию и даже идиотизму.