Шрифт:
Глава шестнадцатая
Вечеринка была в самом разгаре, когда незадолго до десяти вечера Рейн-Мари и Арман появились в оберже.
В углу гостиной стояла пахучая громадная ель, разукрашенная сверкающими стеклянными игрушками, леденцами, гирляндами из попкорна.
На каминной полке красовались сосновые ветки с ярко-красными бантами и высокая колоннада мерцающих свечей. В камине потрескивали поленья.
Марк Жильбер повесил на люстру веточку омелы, и всех новоприбывших встречали здесь объятиями и поцелуями [56] .
56
Рождественская традиция целоваться под ветками омелы, символизирующей вечное возрождение и плодородие, восходит к языческому празднику Йоль, который отмечался в день зимнего солнцестояния.
Арман с улыбкой огляделся, и будто гора свалилась с его плеч.
Год назад… год назад это казалось невозможным. Будто ушло навсегда. Налетела вторая волна пандемии, вирус распространялся, он снова уничтожал магазины, рабочие места, снова отнимал свободу и жизнь.
Мир быстро распадался, но с такой же скоростью он начал и восстанавливаться, когда появилась вакцина, ставшая доступной многим странам.
«Как лес после пожара», – думал Гамаш, когда они с женой снимали куртки в одной из комнат, где кровать была завалена верхней одеждой.
Были и потери, но из-под праха на поверхность настойчиво пробивалась новая жизнь. Магазины снова открылись. Отели и рестораны были переполнены. Занятость била все рекорды. Люди словно пробуждались после долгого кошмара и теперь хотели наверстать упущенное. Насладиться свободой, которую они теперь не воспринимали как нечто само собой разумеющееся.
Гамаш прошел через холл и вернулся в гостиную. Из окна в дальнем конце комнаты он увидел Флоранс, Зору и Оноре. Они были на улице с другими детьми, под присмотром бакалейщика месье Беливо поджаривали на костре маршмеллоу [57] .
57
Маршмеллоу – кондитерское изделие, американский аналог пастилы или зефира. Пастилки маршмеллоу, нанизанные на прутики, дети любят поджаривать на огне.
Потом Гамаш огляделся, увидел Рейн-Мари, разговаривавшую с Кларой и Рут. Он перехватил взгляд Клары, узнал это выражение ее глаз.
Хотя с того времени, когда Марк и Доминик Жильбер приобрели этот дом, прошло немало лет, у Клары язык не поворачивался назвать его «оберж», или «гостиница и спа». Для нее это место всегда оставалось старым домом Хадли. Как и для Гамаша.
Этот дом на холме вечно будет для них воплощением ужаса, взирающего на их уютную маленькую деревню. Старый дом Хадли словно смотрел, как ее жители распоряжаются своими судьбами. Оттого что они счастливы и довольны жизнью, тени старого дома, казалось, только становились длиннее и темнее. Эти тени тянулись к ним, краска на доме облуплялась все больше, с крыши осыпалась дранка, дерево гнило. Чем счастливее выглядели они, тем страшнее казался дом.
Он грозил им. И жители деревни собрались и решили снести его. Но не единогласно: один человек внес иное предложение.
Они повернулись на своих местах в церкви Святого Томаса и удивленно уставились на Рут Зардо, которая предлагала спасти дом.
Провели голосование и по его результатам приняли решение дать дому еще один шанс. После этого жители перестроили, переоборудовали, перекрасили его. Дом вычистили, а Мирна, сверх того, провела очистительный ритуал с использованием шалфея, душистой зубровки и святой воды.
Когда они сделали все, что могли, старый дом Хадли был продан по себестоимости молодой паре и превратился в гостиницу и спа-салон.
И теперь, глядя на этот дом, жители деревни видели в нем не ужас, а второй шанс.
И все же Клара, входя сюда, неизменно ощущала холодное дыхание страха. Хотя облик дома изменился, она подозревала, что все осталось прежним. Под слоем свежей краски.
Стены даже сейчас, казалось, источали гниение. Как художник, Клара знала, что краска ничего не меняет. Она просто скрывает то, что было и всегда будет.
И она понимала, что Арман, переступая этот порог, чувствует то же самое. Те же образы преследуют его.
Гамаш, разливая пунш по бокалам, думал, что все же это несправедливо – под новой штукатуркой видеть старые кости дома. Змей в подвале, скелеты крыс по углам. Густую паутину, которая улавливает и поглощает живые существа.
Дух разложения проникал в ноздри, и его не мог замаскировать ни свежий хвойный, ни имбирный или коричный аромат.
– Выпьете? – сказал он, протягивая Кларе бокал пунша с соломинкой.
– Merci.
Второй бокал он вручил Рейн-Мари.
– А мне? – спросила Рут.
Он посмотрел на огромную емкость с виски, которую сжимала в руках старая поэтесса. И узнал в этой емкости вазу для цветов. Из их дома.
С улицы прибежали дети, принялись хватать угощения с длинного стола. Чего тут только не было: пироги со свининой, говядина по-бургундски, разные сорта сыра, нарезанный багет, разукрашенное блюдо с целым вареным лососем – его принесли Габри и Оливье. Другой стол был уставлен пирожками с мясом, масляными тартами, печеньем и пирожными, вазочками с лакричным ассорти, мармеладным драже и вишней в шоколаде.