Их компания — они пятеро, юный Гибриу, голдиэ, в последний момент подсевший сюда же набегавшийся за день интендант Келенхиль, сменившие гнев на милость химрингские всадники, гарнизонные — все они так и болтали обо всем подряд, пока голдиэ не тряхнула головой, не хлопнула по столешнице руками и не поднялась с места.

— Спасибо всем за приятный ужин и за такую приятную компанию! Но пора. Доброй ночи!

— Эй-эй! — безуспешно попытался поймать ее за рукав слегка захмелевший и оттого развеселившийся Келенхиль. — Куда! Рано же!

— Пора, — с улыбкой повторила голдиэ. — А… я по этой лестнице на бастион выйду?

— Лучше по другой, — тоже поднялся Белег, — я покажу.

И они пошли вместе под чей-то многозначительный присвист.

— …но, знаешь, морские беззубки вкуснее. Ты их пробовал? Тоже на любителя, надо привыкнуть, но зато их можно есть сырыми. Мы ныряли за ними в скалах за Альквалондэ и там же ели — немного уксуса, вино, хлеб… Я, Иорвэн, Айсо, Накасто, Соиэль… Все наши. Обычно нас Тильмо и Освэн возили на своей лодке, а иногда даже Ольвэ… И — представь! — Айсо каждый раз вспоминал то ваше угощение!

Она стояла рядом с Белегом, низко наклонившись, и опиралась на парапет локтями — почти лежала на них, неотрывно, неподвижно глядела на озеро, и кривая скомканная улыбка блуждала по лицу.

— Послушай, — позвал Белег.

— Нет, это ты послушай! — она резко выпрямилась, оттолкнувшись от упора. Но замолчала, ничего больше не добавила.

За ужином незатейливо болтали обо всем на свете. О сегодняшнем суматошном дне, о будущих переговорах, об обычной жизни и быте — в самом Хеледосе, в Тиритбаре, в Химринге, в Белерианде вообще. Она никак виду не подавала, ничего особенного не выспрашивала и про себя лично говорила мало, но Белег осознавал: слово за слово, один вскользь заданный вопрос за другим, и постепенно все их истории — и совместной службы, обернувшейся настоящим товариществом, и дальнейшей, порознь, в разных местах, по разным направлениям, — оказались озвучены и осмыслены.

— Послушай меня, — наконец последовало продолжение, — ты сейчас пойдешь к себе, соберешь, что нужно в дорогу, возьмешь на конюшне хорошую лошадь, и к утру тебя в городе не будет. Не перебивай. Я подпишу подорожную — на случай, если захочешь ехать через посты. Хотя, думаю, ты и через посты сможешь проехать без бумаг?

— Смогу, — согласился Белег, — но не поеду. Выслушай теперь ты. У меня есть дело, и я его закончу. Мы оба понимаем: ты меня не выдашь. Раз уж мы стоим здесь, а не перед Маэдросом.

— Ах, не выдам? — переспросила она, повернулась и скрестила на груди руки, спиной оперлась на парапет. — Не выдам… Сделаю вид, что я тебя не заметила, не узнала, и позволю дальше заниматься своими делами?

— Это было бы лучше всего.

— Лучше?!

— Но если ты будешь кричать, лучше нам все-таки сразу идти к Маэдросу.

В последний раз они спорили как будто в таком же тоне — как будто этот же тон сейчас и подхватили: она наигранно смеялась, злилась и дергалась, Белег старался быть спокоен; кончилось скверно — на очередную его реплику она вот с таким же выражением оборвала вдруг метелки росших на той поляне цветов, пошвыряла в него, развернулась и ушла. Белег тогда постоял и тоже ушел — ни догонять не стал, ни вообще возвращаться на праздник (в Митрим он приехал в небольшой свите Даэрона и внимания к себе осознанно не привлекал) — сразу отправился в Дориат.

— Извини.

На бастионе цветов не росло и швыряться было нечем — если только наклониться и смести с пола нанесенный песок. На бастионе вообще никого не было: они стояли на площадке, а та выходила не на север, к пляжу, где утром наблюдали за гонкой, а на запад — здесь был уединенный, обращенный к горам закуток, и озеро внизу подступало сразу к стене, плескалось там в недобро торчащих скалах. Только издалека как будто, со стороны, долетали приглушенные голоса, смех и прочие звуки продолжающегося позднего веселья.

— Извини!.. — повторила она — то ли передразнив, то ли нет. — Ты так и не ответил: ты пробовал морских беззубок?

— Да. Я бывал на побережье. Там их тоже приправляют уксусом и резаным луком. А еще пекут в горячем песке.

— Печеные мне как раз не нравятся… Лучше пожарить на палочке над костром.

— В Бритомбаре это считают низким вкусом. Не знаю почему.

— Ха! В Бритомбаре есть к чему-то вкус?.. — она уже отвернулась и снова стояла, низко наклонившись, подпирала подбородок ладонью. Коса свисала вдоль руки, и она пальцами перебирала ее, не отводя взгляд от озера.

— А озеро?

— Что с ним?

— Оно тебе нравится?

— Оно очень красивое.

— И все?

— Все, — повторил Белег, — оно совсем не похоже на Куйвиэнен, но, пожалуй, тем лучше.

— Тогда оставайся. Будет непросто, но я подберу слова — наши поймут. Маэдрос точно, Карантир не сразу, но со временем примет и он. Оставайся.

— Это щедрое предложение.

— Рада, что ты так считаешь. И-и? — она посмотрела искоса, не поворачивая головы.

— Мне нужно отвечать?