— Его благо и его девять лет тоже как-то совпадают?

— А легко не получается, Белег. Да, придется немного пострадать — всем нам. Он славный мальчишка, ты же видишь. Я сразу полюбил его. И буду растить так, чтобы эта любовь была взаимной. А потом пошла во благо всем нам. Разве это не разумно? Разве я взял его в заложники, морю голодом и угрожаю смертью? Нет, он обласкан, окружен почетом, он — мой названый сын и ни в чем не нуждается. Настоящего отца я ему не верну, мать дать не могу. Могу только поручить кому-то присматривать и пытаться подружиться. Тебе, например. И тебе самому это будет только во благо. Видишь, все одно к одному и складывается идеально. И все довольны.

Тингол раздраженно хлопнул себя по колену и развел руками.

— Что именно мне во благо? — уточнил Белег.

— Ф-ф-ф, — Тингол выдохнул через стиснутые зубы, — кто-то. Вот тебе мальчик, ты ему нравишься, он тебе нравится — позаботься пока о нем. Точка. Никаких больше смыслов.

— Ты прекрасно знаешь, что это не так.

Тингол снова запыхтел, заскрипел зубами, снова потрогал карман.

— Как с вами со всеми трудно…

— Стоп, — остановил его Белег, — что у тебя там?

Тингол замер. Молча достал из кармана пополам сложенный конверт, стиснул его, не отдавая.

— Белег… Погоди. Я уже говорил…

— Дай сюда.

— Погоди… Послушай. Я говорил, что меня очень ранит, что у тебя… у вас так все вышло. Полностью осознаю свою в этом роль.

— Дай сюда.

— Я принимаю, что ты не хочешь об этом говорить. Но если захочешь, то… В общем, ты просто знай, что у тебя есть я, есть мы, Дориат и наше дело. И мальчишка вот тоже — будет, если не заупрямишься. Понимаешь меня?..

Белег все-таки дотянулся и забрал у него конверт, перевернул. Тингол замолчал.

На дешевой серой бумаге темнел круглый штамп Барад-Леголин — небольшого городишки возле устья реки. Никогда там ничего интересного не было: обычный самый городишка на торговом пути, мирный и шумный, народ пестрый, ярмарки каждый год. Сейчас вокруг Барад-Леголин вырос большой лагерь беженцев и переселенцев, а рядом — несколько палаточных госпиталей. Внахлест с местным штампом был поставлен и штамп голодримской полевой почты, а ниже в строчку на квенья квадратным казенным почерком выведено: «Дориат, Менегрот, Управление разведки. Белегу Куталиону (лично)».

— Ты читал?

— Нет, — покачал головой Тингол, — хотел, но передумал.

Уголок клапана на конверте был действительно надорван, но и только. Белег поддел его, раздирая до конца, поднялся к окну и на ходу вынул сложенный листок.

Окна комнат, где разместили Турина, выходили на сад. Там уже стемнело, последние солнечные отблески совсем угасли, и вдоль стен дворца, вдоль клумб, вдоль оранжевых дорожек горели электрические фонари и цветные фонарики в плетеных корзинках. Захрустело — где-то рядом прошел кто-то невидимый, кто-то в сапогах, спокойной тихой походкой…

Сложенный листок шевельнулся в пальцах, и Белег расслабил руку, выпустил его. Тингол отвернулся, заслонился спиной, стал читать молча. Оконное стекло было холодное и запотевало от дыхания, и через него, через отражение Тингола, через темно-бордовую «елочку» его твидового пиджака просвечивали голые еще костлявые садовые гортензии.

— Что ж, — листок описал пируэт и с хрустом впечатался Белегу в грудь, — когда закончишь — присоединяйся к нам, мы будем читать книжку на ночь.

Развернулся и пружиняще пошел в комнату, оттуда загремел его громкий голос:

— Ну что, малыш, какие новости за день? Рассказывай подробно, рассказывай в деталях, но быстро, у нас впереди большая глава! А то задержимся, и Нэллас опять устроит мне нагоняй!..

Белег взялся за край оконной рамы, а листок спланировал на пол. Он так и белел там на ковре, пока не прошло какое-то время и вместе с ним дрожь в руках.

***

Шоссе «Андрам»

10 часов 02 минуты

…Когда проехали указатель «Эден-Гобел — 1 лига», он все-таки сбавил скорость и съехал к обочине. Вокруг никого не было, и только вдалеке у дороги дымил то ли походный очаг, то ли какая-нибудь полевая кухня. Белег заглушил мотор.

— Выйди.

Турин остался сидеть, но, когда распахнулась пассажирская дверца, все-таки послушался — нехотя выбрался наружу.

— Ударь.

— Что?

— Ударь. Легче станет.

Турин отшатнулся, покрутил пальцем у виска.

— Совсем сдурел.

— Я серьезно.

— Я тоже. Отвали от меня. Едем. Быстрее приедем, быстрее я от этого отделаюсь.

Он повернулся и взялся за ручку, потянул на себя. Можно было начать спорить и оправдываться, или подбирать слова извинений, или взывать к здравому смыслу. Но никаких подходящих слов Белег не подобрал: ни пока шел вдоль обочины, ни пока вел бронемобиль. Поэтому просто саданул кулаком по дверце, так, что та с грохотом захлопнулась и стекло задрожало, а молодой человек невольно отпрянул. Саданул, шагнул вперед и поймал Турина в объятия, прижал к себе.