Шрифт:
— Пусти, — тот подергался.
— Нет.
— Пусти. Скину тебя в канаву. Там такая же дрянь плавает.
— Кидай.
Но ни кидать, ни вырываться Турин не стал. Стоял, напрягшись, опустив руки по швам и наклонив голову — словно думал, не поддать ли лбом. Белег прижал его крепче, прильнул щекой к волосам.
— Знаю. Знаю, что неправильно было. Для дела — правильно. Для абстрактного блага. Сложилось одно к одному. Но со стороны взглянуть — неправильно.
— Не по-людски, — глухо подсказал Турин, — мы это так называем.
— Наверное. Я не перекладываю на Элу, и ты на него не думай. И план был общий, и план был хорош.
— …уж думаю! Постарались! — все так же глухо отозвался Турин.
— В Дор-Ломине тебя ничего хорошего не ждало. Тебя даже тогда, с Амон-Руд, не просто так увозили.
— …да я прямо нарасхват!
— Так и есть. Не мы — подсуетился бы кто-то другой.
— Так и представляю! А что, жил бы в Нарготронде каком-нибудь. Кто там сейчас начальник разведки?.. Или в Гондолине. Интересно, сажал бы меня Тургон на колени при всем честном народе? Почему-то кажется, что нет… — Турин пошевелился, выпутываясь из объятий. — Пусти. Пусти уже…
Отошел, прислонился к матовому от пыли капоту «Глаурунга».
— Турин, прости меня. И меня, и Элу.
— Прости, — горько повторил Турин. Похлопал себя по карманам, искомого не нашел — только вытряхнул крошки сора. — Не держи меня совсем за идиота. Я же думал об этом. Не раз! Мне кое-кто даже прозрачные намеки делал — я про Родвина, ты ж знаешь, он очень хотел со мной теснее познакомиться…
Белег обошел его, присел рядом.
— Знаю. Пообещал лично вывезти его за Границу, если не уймется. Но если ты думал, почему не спросил?
— Пф-ф-ф, а как? Как ты себе это представляешь? Между делом спросить у тебя или у короля Тингола, не выкрали ли вы меня в детстве — ну так, совершенно случайно, в порядке версии? И потом: а если бы ответили «да»?..
— Ты поэтому тогда сбежал?
Турин покосился, вздохнул и снова отвернулся. Сцепил в замок пальцы, стал перебирать ими, глядя под ноги.
— Поэтому тоже. Но согласись, у меня было достаточно уважительных причин, начиная с, как я тогда думал, непреднамеренного убийства. Или преднамеренного — как посмотреть…
Белег молчал, ожидая продолжения.
— Не помню, может, я рассказывал тебе когда-то: Лабадал рассказывал мне сказки. Разные сказки. Ваши эльфийские, наши, свои собственные. И была у него такая сказка-страшилка. Как сейчас помню, он говорил, это очень древнее предание, предостережение даже — его из-за гор еще принесли наши предки, а здесь, в Белерианде, оно уже превратилось в сказку. Сказка была про детей, которых похищают огнеглазые лесные духи. Оставляют вместо ребенка чурку в пеленках или обомшелый камень, а самого уносят к себе в чащу. И вроде как дитя растет там в любви и заботе, растет счастливо, но когда вырастет — окажется, оно чужое в этой чаще. Но и домой вернуться не может: там все незнакомое стало, непривычное, тоже чужое… И тогда жизнь ему не мила становится. Так и чахнет…
— Кто-то из твоих предков заплутал в лесах и встретил авари.
— Ты же понимаешь, что я не об этом? Я ведь, Белег, и здесь чужой, и там. Король мог тысячу раз назвать меня сыном, но настоящим сыном я ему от этого не стал. Кто-то меня принял, кто-то нет — не любит, не понимает. Я для всех остался прикормышем-сиротой, капризом его королевским. А среди своих кто? Рос в сытости и безопасности, воспитывался на ваш лад. За реку смотреть не могу — а ведь там люди. И мои тоже. И что я для них сделал? Они ютятся, а я?.. Хотел переменить все, хотел за большое дело взяться — так что вышло…
В первый раз — по-настоящему, не со стороны, не наблюдая украдкой, оценивая и прикидывая, — Белег увидел Турина уже на Границе в районе Димбара. Двое мужчин и мальчик вышли, вывалились почти из леса там, где укрепления прикрывала густая чаща. Именно там: подальше от посторонних глаз, подальше от официальных пунктов пропуска, подальше от регулярных постов и троп патрулей — там оставили метки, проделали специальный проход и ждали в условленное время. И вот они вышли: седой сотник с изможденным морщинистым лицом; едва держащийся на ногах, весь серый с недосыпа молодой урядник в грязной фуражке, в пропыленной, затасканной до дыр плащ-палатке; между ними мальчик. На мальчике тоже была форма. Аккуратно, тщательно сшитая форма Дор-Ломинского войска со всеми лычками и знаками отличия, какие полагалось иметь на форме полковника, но без полковничьих погон. Портупея у него тоже была настоящая, подогнанная в размер, а на ней висел тоже настоящий, под детскую руку выкованный кинжал. Мальчик был чумазый, бледный и вымотанный, он стискивал рукоятку этого кинжала и так отчаянно, изо всех сил старался храбриться и гнать с лица очевидный страх, и смятение, и усталость, что Белег, прежде, чем понял, что делает, шагнул вперед и подхватил его на руки.
«Здравствуй. Меня Белег зовут. А ты кто такой?»
«Здравствуй, — прошелестел мальчик. Пересохшие губы у него дрожали, и подрагивали ресницы. Он сморгнул, сглотнул и уронил вдруг голову Белегу на плечо: — Я Турин…»
Белег так и нес его через лес. Да и потом, когда сели уже по автомобилям, пристроил у себя на коленях; Турин от тряски не проснулся.
— Переменить можно не все, но многое, — проговорил наконец он, — ты сам выбираешь свою судьбу.
— Разве? Говорят, наш род проклят.