— Я слышал, вы хороший врач, доктор Халардон, — наконец произнес Белег.

— Великолепный, — с вызовом поправила сестра Ниниан.

— Значит, Рамдалское училище сильно сдало после вашего выпуска. В последние годы там учат только фельдшеров.

— У меня талант, — угрюмо, но с таким же затаенным вызовом ответил Халардон.

— У всех у вас талант, — заметил Белег, но, видя, что сосед совсем уж напрягся, вздохнул и протянул документы обратно. — Рекомендую употребить его на официальное повышение квалификации. Лицензию не придется показывать. Спокойной ночи.

Сестра Ниниан метнулась через площадку и почти выхватила у него бумаги; сердито отпихнула Халардона и скрылась в темноте прихожей. Сам он задержался, но так и не придумал ничего лучше короткого «Спасибо». Из-за закрывшейся двери, перебивая друг друга, на повышенных тонах зазвучали приглушенные голоса.

— Ты знал? — спросил Турин, когда они тоже вернулись в квартиру. Белег остановился у окна и задумчиво крутил барабан «Карсида» – слушал его короткие сухие щелчки.

— Знал что?

— Ну не про сестричку — тут слепому понятно. Про то, что наш заполошный угодил пальцем в небо.

Белег вздохнул и поправил штору: трое полицейских, переговариваясь о чем-то, скрылись за углом Кирпичного проезда. Улица опустела.

— Турин, ты же знаешь: спокойнее спится, когда известно, кто за стенкой.

На дне большого чемодана под бельем и старой формой у Белега лежали отмычки. У «Халардона» — пожелтевшее групповое фото пятнадцатой медицинской роты Барад-Эйтель. Но, с другой стороны, в неспокойные времена неразумно было разбрасываться действительно хорошими врачами.

========== Глава VIII. Городские сумасшедшие ==========

10 часов 20 минут

Представительство Третьего Дома находилось на Посольской площади. Собственно, после его постройки название и появилось — раньше площадь без затей называли Круглой. Это Тингол на радостях подарил внукам брата хороший участок, а те не постеснялись выстроить на границе с Верхним городом знатный особняк.

Одно из немногих в городе белокаменных зданий двумя крыльями тянулось вдоль бульваров, а выходящий на площадь фасад изгибался элегантной колоннадой; перед входом журчал Лебяжий фонтан, садовники аккуратно подстригали кусты и следили за цветниками, и даже те, кто ворчал о чрезмерной щедрости короля, быстро признали за Представительством статус самого красивого здания в городе. Поговаривали даже, что, когда через несколько лет напротив выделили место заведомо более скромному официальном Дому авари, принцесса Галадриэль из личных средств оплатила его облицовку тем же белым мрамором — для единства ансамбля. Но это, конечно, была байка: за облицовку платил Финрод.

Возле Представительства с раннего утра стояло несколько автомобилей, а военные и полицейские в форме вытянулись ровной цепью. По крыльцу то и дело кто-то спускался и поднимался, в дверях и окнах мелькали голодрим в форме Серехского, Тол-Сирионского, Ивринского полков, и над всем зданием витало какое-то напряженное ожидание. Но вдруг что-то изменилось: прошелестело, оцепление подтянулось и перестроилось, и к самому крыльцу подкатили три черных бронемобиля с наглухо затонированными стеклами. Тотчас за дверьми произошло движение, и на крыльцо вышли: сначала Галадон, Ордиль и с ними сам господин Кол Лалвин — Кулвэ Алалмэ, полномочный глава Представительства; затем принцесса Галадриэль; следом — два офицера нарготрондской разведки и двое военных. За ними плотным коридором шли серехцы, а уже потом шестеро мрачных голодрим в штатском. Пятеро, не оборачиваясь, пошли вперед и молча расселись по машинам, шестой — самый мрачный, обернулся на ступеньках.

— Извини, — только и сказал ему Лалвин, — у меня приказ короля.

— Которого? — как от зубной боли, скривился тот, второй, оттер плечом ближайшего офицера и тоже сел в бронемобиль. Кортеж сразу поехал в сторону дворца.

После этого оцепление тоже зашевелилось и сместилось в сторону бульваров, но все равно осталось в пределах видимости. Офицеры самого Представительства один за другим вернулись внутрь, и только Лалвин еще постоял на крыльце — посмотрел на небо, на дворец, на наблюдающих со стороны, от фонтана, Белега и Турина, коротко кивнул им и затем ушел.

— Ну что? все, упустили Родвина? — спросил Турин. — Пропадет!..

— Ничего с ним не будет.

Переговоры с Третьим Домом начались ни свет ни заря. Они с Турином внутрь рваться не стали: дожидались, наблюдая за перемещениями должностных лиц, военных; иногда к фонтану подходил кто-то из комендантских и сообщал последние новости.

А вообще-то Ородрет сломался быстро — часа за три. Если не раньше. Если не было все решено загодя, может, еще ночью, может, даже раньше, и только протокол мешал пойти на уступки сразу. Так или иначе младший советник Представительства Третьего Дома господин Родвин, он же Таурендил Раутвэ, со всем своим небольшим отделом отправился в Управление дориатской разведки, и, несмотря на малый вроде как чин, предстояла ему там обстоятельная беседа.

Еще несколько лет назад господин младший советник регулярно присутствовал на совместных с третьедомцами совещаниях во дворце. Если же кому-то требовалось переговорить с ним с глазу на глаз, то следовало позвонить по отдельному номеру, зайти в Представительство не с центрального входа и в сопровождении внимательного и приветливого секретаря через коридор с дверями без табличек попасть в не по рангу просторный кабинет. Тот был отделан митримским кедром и синими ткаными вставками; во всю стену там растягивалась большая карта Белерианда, раскрашенная совсем не так, как хотелось бы Тинголу, а над столом хозяина висели большие портреты — Финн, Голфин, Фингон и Тургон. Последний появился не сразу, и на прямой вопрос зеленый от недосыпа и непомерного курева Родвин-Раутвэ однажды только поморщился: «Будет. Не до него сейчас». Собственно, вскоре после этого важность контактов с господином младшим советником сама собой снизилась.