Луна вышла из укрытия и засияла ярче прежнего, а может, Третьему лишь показалось. Всегда перед тем, как выпустить ту свою часть, что называлась чудовищем, он будто начинал видеть лучше, слышать чётче и чувствовать полнее. Одно только это ощущение доставляло ему небывалое удовольствие. Третий задрожал в предвкушении.

В душе сгущалась тьма. Сожаление секундой куснуло сердце, ознобом пробежало по телу, но быстро исчезло. Ему не следовало жалеть Асю. Она была удачным прикрытием, тихой и кроткой, но её время вышло. Он взял шприц с подоконника и шагнул в сторону спальни.

Жена лежала, отвернувшись к стене. Третий сделал глубокий вдох и нагнулся к тонкой нежной шее. От кожи пахло сладостью. Это был тот самый пирог, что сегодня для него испекла Ася. На щеке, когда он провёл по ней пальцем, оказалась липкая полоса. Третий слизнул клубничное варенье, почти ласково, почти нежно, мысленно пожелал жене спокойной вечной ночи и вдруг услышал:

— Лёня, мне страшно.

Растерялся. Такого поворота он не ожидал. Убить. Казалось бы что может быть проще? Он был так близок к цели. Мгновение, не дольше, и Ася в лучшем мире, где нет проблем, слёз, обмана. Ничего, чем грешат люди. Так зачем же она помешала? По сути, он оказывал огромную услугу, лишая жизни. Не нужно суетиться, ломать голову над завтрашним днём, нужно просто переродиться в ином. Да он дарил другую жизнь! Отправлял всех их в лучшее время! Где каждая могла остаться в выбранном для неё образе и возрасте. Это же счастье! Настоящее облегчение! Это чудо знать, что тебе не нужно отныне притворяться. Ни в чём. Нигде. Никогда.

Третий не испытывал и доли сомнения в лживости и надуманности каждой выбранной им женщины. Все они играли роли, установленные обществом. Он и сам родился в таких рамках, но сумел выбраться. Задушил мать, отпраздновав двадцатилетие, покончил с отцом. Он освободил себя и свою суть и ничуть не жалел. Так почему же жалеть должны были другие? Но разве он был виноват в их неспособности быть собой? Ни коим образом! Третий негодовал.

Небо закрыли тучи.

— Лёня, можно тебя обнять? — жена развернулась.

Он окончательно растерялся. Поблизости раздался гром.

— Мне приснился кошмар, — произнесла Ася, выбивая почву из-под ног. — Это было так жутко.

Лёня категорически ничего не понимал, а женские руки между тем искали успокоения, шаря по его телу и забираясь под рубашку.

— Обними меня, пожалуйста, — умоляли губы. Лицо оказалось в опасной близости. Он не заметил, как Ася обвила его шею. Выпустил шприц, и тот мягко приземлился на кровать. Обнял в ответ, вдохнул запах волос, чувствуя, что когда-то этот запах ему нравился. Вспомнил знакомство в магазине и первое убийство.

Тогда он был собой, был чудовищем и убил рыжую девушку. Она играла в неприступность, хотя до этого многозначительно улыбалась и даже флиртовала. Не с ним. Ему нравились лишь темноволосые. С другим. Лёня наблюдал из-за дерева. Он видел, чувствовал, как нелегко ей даётся роль и жалел. Красивая, но насквозь фальшивая. Как не помочь? Он ощущал себя нужным этой девушке и вышел из-за дерева. Тот, с кем она заигрывала, ушёл, и это давало свободу действиям.

В памяти сохранились глаза, полные пугливой настороженности и рот с приоткрытыми пухлыми губами. Рыжая хотела что-то сказать, но не успела. Он резко развернул её спиной к себе и начал душить. Ему всегда было легче убивать, не глядя в глаза. Только так удавалось полностью сосредоточиться. Её руки царапали его, её тело извивалось змеёй, но чем больше она старалась спастись, тем сильнее он становился. Рыжая была глупой в своих попытках помешать Лёне, ведь убивал он из лучших побуждений. Он знал, что открывает для неё новый мир, совсем иную реальность, освобождает от оков, облегчает участь. Дарит успокоение. И вместе с тем Лёня понимал: он — чудовище.

Осознание не ранило, не пугало и никак не тревожило. Оно просто осело в душе и навсегда там осталось. Тёплое, живое, реальное и абсолютно для Лёни правильное.

Рыжая упала на асфальт.

Кровь на рубашке появилась позднее. В тот же день, через каких-то пару часов возвращаясь домой, он встретил наркомана. Ошалело вращая безумным взглядом, парень наткнулся на Лёню. А дальше совпало. У одного искусственная эйфория, у другого настоящая, совместный танец в одной из вонючих подворотен и нож под рёбра. Лёня носил с собой карманный на всякий случай. Привычка, выработанная с юных лет. А наркоман об этом не знал, и Лёня убил его. Не потому, что желал лучшей жизни, а потому что слабых людей презирал.

То был волшебный день, полный разных ощущений. Красные брызги стали удачным завершением. Так Лёня думал. Но когда, пообедав в грязной рубашке, пошёл в магазин за пятновыводителем, он встретил Асю. Разговорились. Он тут же придумал историю про собаку и притворился человеком — уже тогда знал, она ему поможет. Нельзя просто так быть чудовищем и убивать девушек. Опасно. Поэтому Лёня придумал план. Он будет обычным, типичным, ничем не выделяющимся из толпы. Он не вызовет опасений. А такая, как Ася поможет ему получить нужную позицию в обществе. Лёня начал следить за Асей и убедился в правильном выборе. Милая и неуверенная в себе девушка вполне могла стать тем самым прикрытием.

— Мне приснился паук. Огромный. — Сказала Ася.

Лёня крепче прижал её к себе. Он не мог допустить, чтобы пауки и дальше пугали его пока ещё жену. Он ведь был ей действительно благодарен: за вкусную и своевременную еду, за выглаженные рубашки, за тёплые объятья и отсутствие укоров, за податливость тела и желание в глазах. В конце концов Лёня хотел сделать для неё хотя бы что-то за самое важное — за его возможность быть чудовищем с репутацией хорошего мужа. Выпустил из объятий, ловко нащупал шприц.