Я тихо зажмуриваюсь и отворачиваюсь. Сглатываю. Ещё раз. В горле стоит ком.

— С чего ты взял, что он женат? — тихо проговариваю. — У него ведь даже нет обручального кольца. Да, точно!

Я энергично разворачиваюсь обратно к Джереми и отчаянно бегаю по его лицу глазами, хватаясь за эту мысль:

— Кольца нет.

Брат осуждающе покачивает головой, глядя на меня так, будто познал в этом мире всё. Он вздыхает.

— Ты даже наивней, чем я думал.

Я хмурюсь, не понимая. Собираюсь возразить, но брат меня опережает:

— Он отправил жену за границу лечиться от бесплодия, а сам снял кольцо, засунул в ящик, и пошел по девочкам. Ещё одно жирное преимущество, чтобы трахать таких девочек, как ты. Ну, и не только таких.

Если меня и посещает мысль, что значит "не только таких", то я быстро о ней забываю.

— Откуда ты знаешь об этом? — спрашиваю с подозрением.

— У меня свои источники, — брат гордо вздергивает головой. — Детектив Джереми на связи, — он смеется. — Ладно, а если серьезно, то я весьма неплохо подружился с новым персоналом.

Я молчу. Не въезжаю. Брат это понимает.

— Втёрся в доверие, короче, — объясняет на простом языке. Да, так гораздо понятней.

— Мм. И как успехи? — я поражаюсь тому, как бесцветно звучит мой голос.

— Какие успехи? — удивляется брат.

— С лечением.

— Пока мутно все, — выдыхает он. — Говорят, они на грани развода. Третий раз за год грандиозный скандал.

— Год... Они женаты целый год?

— Этого я не знаю.

Я зажмуриваюсь. Прикладываю ладони к щекам. Горячо. И почему-то влажно...

— Лесли, ты чего?

Я раскрываю глаза, видя, как брат мгновенно меняется в лице. Он подходит ближе.

— Ты что плачешь?

— Нет, просто в глазу что-то печет, наверное, соринка попала, — я закидываю лицо вверх и быстро-быстро моргаю, подмахивая.

Но брата не проведешь. Теперь он смотрит на меня с недоверием.

— Между вами точно ничего не было?

Я неопределенно качаю головой, издав тихий писк. Не нарочно. Оно само. Как и вырвавшийся всхлип. Что ответить, я и сама не знаю.

Он целовал меня. Довел до оргазма. А вчера я касалась его там и он едва меня не трахнул. Можно ли считать, что "было"?

— Ладно, Лес, успокойся, — брат приобнимает меня здоровой рукой за плечи и легко поглаживает, ведя за собой. Куда и зачем, не знаю. Плохо соображаю. — Я не думал, что ты воспримешь это так близко к сердцу. Если что, мое предложение в силе.

Он усаживает меня на кровать, а сам садится рядом.

Я даже перестаю плакать. Поворачиваю к нему лицо.

— Какое предложение? — недоуменно спрашиваю.

Хоть убейте, я не въезжаю. Брат закатывает глаза.

— Лес, ну не тупи, а? — его рука сдвигается по моим плечам, в итоге оставив меня. Он энергично проговаривает, доказывая: — Почему ты думаешь, он не окружил меня охраной, как у тебя? Потому что ему на меня плевать. И отбил он меня у копов и забрал меня сюда только из-за тебя. Он сам так сказал.

Теперь я понимаю. У них взаимная нелюбовь. Только почему? Что Джереми сделал такого Себастьяну? Если смотреть на то, чем мы с братом занимались, то я и Джереми оба должны вызывать у Себастьяна неприязнь. Но ведь ко мне же он относится совсем по-другому...

— ...поможет нам.

Я успеваю уловить только обрывки фраз. В недоумении поднимаю лицо.

— Что?

Джереми смотрит на меня неотрывно. И хотя я жду, что он начнет подтрунивать над моей невнимательностью, брат полностью серьезный.

— Я говорю, нам нужно что-то делать, пока ты в него окончательно не влюбилась.

— Я не...

— Да-да, не влюбилась, — небрежно перебивает меня брат. — Но такими темпами это скоро случится. На тебе же лица нет, Лес, — брат как-то беспомощно опускает плечи и я впервые слышу в его голосе сочувствие и безысходность.

Он поднимает руку, нежно убирая прядь волос от моего лба.

— Между вами уже что-то было. Иначе ты бы не плакала, — я молчу, и брат понимает, что он прав. — Он не принуждал тебя, да? — ласково спрашивает, глядя в корень. — Он был с тобой внимателен и ты сама этого хотела.

Внимателен... Может да, а может нет, я не знаю. Может, не совсем, но брат прав. Я понимаю это и меня ещё больше пробирает. Слёзы срываются маленькими крупинками с глаз и изнутри медленно поднимается противный, намешливый голос: А на что ты надеялась, дура?