Она едва поспевает к раковине, когда ее выворачивает наизнанку. Ее рвет сплошной водой.

Я с секунду стопорюсь. И тут же соображаю. Оказываюсь рядом, убираю волосы назад. Поглаживаю спину. Лесли тяжело дышит, склонившись над раковиной. Пальцы вжимаются в края раковины до побеления костяшек. Лицо бледное, как мел. Ее вновь одолевает рвотный позыв, но на этот раз ничего нет. Она ещё с минуту приходит в себя. Глубоко дышит, пытаясь наладить дыхание. Затем поднимает лицо и смотрит на меня. А в глазах у нее отчаяние, такое глубокое, что в нем можно утонуть.

Секунда, две. И она бросается ко мне, как утопающий к спасательному кругу. Я твердо обнимаю ее, прижав затылок ладонью.

Она всхлипывает и скулит мне в плечо. Теперь даёт волю эмоциям. Рыдает так, что у меня, тридцатилетнего зачерствелого мужика, сжимается сердце.

— Тише. Не плачь, девочка, — я глажу ее волосы, обнимаю и снова глажу.

Я ощущаю крупную дрожь хрупкого тела, не способен унять её, и чувствую, как по венам печет растекаясь адовая злость. Что. Мать его. Она пережила?

Я просыпаюсь от того, что на меня кто-то смотрит. В прямом смысле, я буквально кожей чувствую на себе чей-то пристальный взгляд и медленно открываю глаза.

Спохватываюсь резко в кровати, как только это осознание ударяет в голову. В глазах различаются едва знакомые черты.

Я в комнате. Не своей.

Себастьян сидит в кресле, в мягком таинственном свете луны безотрывно глядя на меня.

— Вы... Что я здесь делаю? — мой голос звучит слабо, утопая в темноте комнаты.

Он смотрит на меня, подперев пальцами подбородок.

— Как себя чувствуешь? — выпаливает он, не отвечая. Его взгляд буравит меня. Он не злой, но и не мягкий. Напряженный скорее.

Я вспоминаю всё, что происходило вчера. Чувствую бессильный стыд. Опускаю глаза и мну пальцами края одеяла, натягивая повыше на грудь.

— Уже лучше, — тихо отвечаю.

— Ты уснула у меня на руках. Я решил не будить тебя и отнес в кровать.

Свою. Это понимание почему-то волнует.

— Я не помню этого, — мне до ужаса неловко. — Спасибо. Я, наверное, пойду к себе.

— Не надо, спи, — обрывает он, поднимаясь с кресла. Я смотрю, как он резко застывает в этом положении и чувствую, как у меня по какой-то причине запинается дыхание.

— Я все равно собирался поработать ещё час второй, — уже тише добавляет он.

Себастьян поворачивается и идет к рабочему столу. Опускается в кресло и пододвигает к себе открытый ноутбук. Я наблюдаю за ним ещё несколько секунд, после чего медленно опускаюсь спиной на кровать и выдыхаю, глядя в потолок. По комнате раздается быстрый, но спокойный стук по клавишам ноутбука.

Я осторожно перевожу взгляд на него. Свет от экрана неярко бьет ему в лицо, освещая черты. Себастьян больше не смотрит на меня. Его глаза сосредоточены на экране. Выражение серьезное и непроницаемое. Правда работает.

Я ещё пару минут лежу в неподвижном положении, чувствуя, как мои мысли странно спутаны и объяты бессилием. Глаза медленно закрываются, поддаваясь навалившейся усталости. Вот только едва я поворачиваюсь на бок, у меня появляется знакомое терпкое ощущение мурашек, нацеленных прямо мне в спину...

Утром меня никто не будил.

Первая и ещё не до конца сознательная мысль, которая растворяется в утреннем свете, едва я разлепляю веки.

Подняв спину, я застываю. На миг воспоминания врезаются в голову подобно стрелам, пока мысли не утрамбовываются по нужным местам в моей голове.

Не сон. Конечно же, не сон.

Глаза сами падают на вторую половину кровати. Там пусто. Белоснежная подушка и простынь небрежно измяты, говоря о том, что он спал рядом со мной.

Вчера у нас был страстный секс. Он трахал меня, как в последний раз, а я даже не помню, как уснула. Наверное, я должна ощущать себя ужасно... Но на душе странное спокойствие.

Выпутываюсь из теплого одеяла, спускаюсь на пол. На мне только нижнее белье. Вчера моя одежда так и осталась у него в офисе.

Обшарив глазами комнату, не нахожу ничего, чем можно было бы прикрыться. Я конечно ни разу не встречала в доме посторонних людей, но лучше перестраховаться. Все же я надеюсь быстро прошмыгнуть в свою комнату, прежде чем попадусь на глаза кому бы то ни было, и ему в том числе. Особенно ему. Поэтому я решаюсь залезть в шкаф. Среди обилия мужских костюмов и рубашек выдергиваю оттуда невзрачную серую рубашку. Надеваю ее, закатываю рукава и подхожу к двери. Снаружи тихо. Осторожно нажимаю на ручку, приоткрывая. Вроде бы никого. Распахиваю сильнее и делаю шаг. И вздрагиваю. Проклятье.