– - Вон, -- кивнул Юношанаскорректированную досужими шутниками запретительную надпись настекле двери.
– - И все-таки зря мы тудаедем.

Внучкане ответилани звуком, однако, плечо ее затвердело под рукою Юноши, демонстрируя характер владелицы.

– - Я вот, честное слово, сознаю, что это чушь собачьяю Дефект воспитания. И все-такию

– - Зверя боишься?

– - Родители не поймут.

– - Рано или поздно и им, и тебе все равно придется смириться, -пожалаВнучкаплечами.
– - Полковник мне и папа, и мамавместе. Не просто дед.

– - Да-да, я помнюю -- попытался закрыть Юношане слишком приятный разговор, но Внучкане обратилавнимания.

– - Мамаумерла, когдаменя рожала. А отцане было вообще.

– - Помню, -- повторил Юношаи нежно поцеловал Внучку в висок, поглаживая ей голову.

– - Не надо меня жалеть!
– - вырвалась Внучка.
– - Мне полковник их всех заменил! И я его не предам!..

Электричкаостановилась. Открылись противоположные двери. Туда-сюдазамелькал народ.

– - Выходи!
– - крикнулаВнучкаи резко толкнулаЮношу в сторону проема.

Юношанабычился.

– - Выходи!

Двери захлопнулись, электричкадвинулась дальше.

– - Эх, -- сказал Юноша.
– - Зналабы тыю Для них гэбэ -- этою -- и махнул рукою.

– - Я ж говорила: выходи.

– - Ладно, поехали, -- вернул Юношаруку навнучкино плечо.

– - Следующая станция -- "Стахановец", -- неразборчиво пробурчало вагонное радио.

Застрявшая перламутровая "девяточка" так и белела-посверкивалавдали, астыдливый ноль-одиннадцатый "жигуль" одиноко стоял возле самой полковничьей дачи, когдаВнучкаи Юношак ней подошли. В освещенном окне видно было, как Полковник беседует с Очередным Карасем. ВнучкавзялаЮношу заруку, потащилак калитке.

– - Неудобно, -- шепнул он, слегкаупираясь.
– - Видишь -- разговаривают.

Внучкапренебрежительно пожалаплечами, запечаталагубы пальцем и, шутливо крадучись, повлеклаЮношу к дверям. Прежде чем те закрылись, голубоватый пронзительный свет галогенок подъезжающей машины успел намгновенье осветить пару.

– - Дани чертамне от вас не надо!
– - устало втолковывал Карасю Полковник.
– - Вызывают вас -- приходите. Всё! А зачем -- это уж мое делою

– - Извини, полковникю -- прервалаВнучка, выступая из полутьмы прихожей.
– Мы потихонечку, помнишь, как Штирлиц? Ну полковник, чего надулся?! Мы вчеране могли и позавчератоже. Я потом объясню. Здравствуйте, -- отнеслась к Карасю.

– - Здравствуйте, -- привстал тот.

– - Вот, знакомься, -- вытащилаВнучканасвет Юношу.

– - Никита, -- представился Юношаи протянул руку кажется что с опаскою.

– - Иннокентий Всеволодович, -- вышел из-застола, пожал руку Полковник.

– - Рыгает ароматически, -- шепнулаВнучкас ехидцею.

– - Сидоров-Казюкас, -- сновапривстал-поклонился Карась.
– - Очень приятно.

– - А вас никто не спрашивал!
– - прикрикнул Полковник.

– - Никита, -- подчеркнуто вопреки покрику Полковникапоклонился ЮношаСидорову-Казюкасу.

– - Оторвали, да?
– - поспешилаВнучказагасить в зародыше готовый вспыхнуть конфликт и потянулаЮношу накрутую лесенку, апо ней -- в мансарду, бросив деду по пути: -- Ну ты занимайся!..

"Жигули", минуту-другую назад мазнувшие светом по парочке, подкатили к даче, погасили фары, умолкли и выпустили, наконец, одетого в светлый костюм Спортивного Мужчину, не старого, но совсем седого эдакой благородною сединой. Он осмотрелся, оценил факт наличия стоящего у доманоль-одиннадцатого, вытащил кисет с табаком, трубку, неторопливо набил ее, запалил от спички и стушевался во мгле. КогдаглазаБлагородного попривыкли к темноте, он пересек неширокую Садовую и остановился у доманапротив: не в пример ладненькому, но, в общем-то, несерьезному полковничьему -- мощный, огромный, из неподъемных, почерневших от времени бревен сложенный, был он -- даже во тьме очевидно -- запущен до невозможности восстановления. По лицу Благородного скользнуластранная какая-то гримаска: улыбка -- не улыбка, и если уж улыбка, то, скорее, усмешка: горькая и над собой. Он толкнул державшуюся наодной верхней петле калитку, таподалась нехотя, скребя низом по земле, но щель достаточную, чтобы пройти, Благородному предоставила. Чем он и воспользовался.

Надверях висел огромный амбарный замок, вход, однако, не охраняющий, ибо находился в давно ни начем не держащихся пробоях. Благородный потянул заручку и оказался внутри затканного паутиною, загаженного экскрементами дома. Слабый блик далекого фонаря пробивался сквозь незакрытую дверь, и Благородный, перешагивая через кучки дерьма, вошел в огромную в своей нежилой пустоте комнату.

Немалое усилие потребовалось воображению, чтобы признать в ней ту самую теплую, всю в уютных мелочах гостиную, где много-много лет назад пел ныне покойный Бард:

– - Как жуёте, Караси?..

– - Хорошо жуем, мерси!..

– - Даю -- протянул вслух Благородный.
– - Иных уж нет, ате -- далечею -- но и эхо, кажется, покинуло дом: не отозвалось, позволило словам потонуть, кануть, бесследно не стать.

Оборванная ставня приоткрывалачасть того как раз самого окна, напротив которого сидел в незапамятные временаБлагородный, слушая Бардаи машинально наблюдая, как научастке напротив десяток солдат строит дачу, акрепенький мужичок лет сорокабегает-приглядывает, обеспечивает указаниями. "Летчик, наверное, -- подумал Благородный тогда.
– - Испытатель. Откудаж иначе в таком возрасте деньги надачу? Даи солдат не всякому дадут."