Сейчас дачанапротив, какими бы комично-зловещими повестками нанее ни зазывали, былаживою и теплою, аздесь, в огромном чернобревенчатом доме, в диссидентском гнезде, стояли необратимое запустение и тоска. Энтропия, как ей и положено в замкнутой системе, неудержимо росла.

Хлопнулакалитка. Сидоров-Казюкас нырнул в своего ноль-одиннадцатого, запустил мотор и, стыдливо не зажигая огней, укатил наощупь. Благородный выбил трубку о каблук и выбрался наружу, скользнув случайным безмысленным взглядом по неярко освещенному мансардному окну, закоторым нанизкой дачной тахте Внучкас Юношею целовались страстно и нецеломудренно, поглощенные этим занятием столь глубоко, сколь глубоко могут быть поглощены им лишь люди, совсем недавно открывшие для себя в полной мере эту таинственную сторону жизнию

– - Вы, Иннокентий Всеволодович, считаю своим долгом заметить, пользуетесь недозволенными приемами. То, что связывало меня с покойной Мариною, не дает вам праваю скорее -- наоборотю Я всегда, славаБогу, сознавал, что человек, пошедший служить в чекагэбэ, не может быть порядочным человеком -- но сколько же вы потратили сил, чтобы внушить мне иллюзию обратного! А теперь сами все и рушите?
– - разговор шел научастке, партнеры едваосвещались бликом мансардного окна, так что трудно было понять с определенностью, почему Полковник молчатерпит страстную эту филиппику.
– - Я приехал к вам исключительно как к отцу Марины. Уважая ваш возрастю одиночествою зная, что вас уволили в отставку. Так что не трудитесь больше переводить впустую повестки -- играть в ваши паранойяльные игры вы меня не заставите. А если вам понадобится моя помощь -- вот, звоните, пожалуйста. Я не откажу, -- и, протянув Полковнику визитную карточку, Благородный повернулся уходить.

– - Ой ли, Дмитрий Никитович?
– - спросил Полковник.
– - Точно ли не заставлю?

– - Безо всяких сомнений!
– - отрезал Благородный.

– - А вы вообразите наминуточку, что я -- вашаперсонифицированная совесть. Ведь тогдаи наши встречи можно будет расценить как дело пусть для вас неприятное, но безусловно благое. Какю покаяниею

– - Вы опять про Марину?
– - раздражился Благородный настолько, что повысил тон несколько сверх самим же себе назначенной меры, чем раздражился еще больше.
– - Онарожалау лучших врачей. Ее ничто не могло бы спасти. Это судьба. И я тут не при чем. А вот вы! вы! вы ни разу не допустили меня до моего собственного ребенкаю

– - Маринане допустила, -- мягко возразил Полковник.

– - Но я действительно собирался развестись!
– - почти уже кричал Благородный.

– - Ее не устраивало, что вы оставили бы своего сынасиротою.

– - Я бы уж как-нибудь разобрался!

– - Нисколько не сомневаюсь, -- теперь интонация Полковниканеслав себе едкий яд.

– - Откудаж столько презрения?
– - поинтересовался Благородный.

– - Оттуда!
– - вспылил, наконец, и Полковник.
– - Оттуда, что мое дело было -- выполнить последнюю волю дочери. А ваше -- пробиться к ребенку несмотря намое сопротивление. Несмотря навсе силы ада!

– - И вы еще смеете упрекать?!.

Видать, в этой последней реплике Благородного послышалась Полковнику боль столь искренняя, что он вдруг как-то весь помягчал и сказал:

– - Хотите познакомлю?

– - С кем?
– - испугался Благородный, и именно потому испугался, что отлично понял с кем.

– - С дочкой с вашею, с Машенькой, -- тем не менее пояснил Полковник.

– - А оначто, здесь?

Полковник кивнул утвердительно.

– - Но яю но яю -- в страшной неловкости замялся Благородный.
– - Но я н-не готовю

– - Понимаю, -- отозвался Полковник после недлинной паузы.
– - Она, наверное, тоже. Пойдемте, хоть фотографию покажу, -- и направился к летней кухоньке, щелкнул выключателем.

Внучкино фото в рукодельной рамочке стояло наполке, предваренное роскошной розовой розою в баночке из-под майонеза. Благородный взял рамку в руки, посмотрел пристально наизображение лицадочери. Полковник забрал рамку у Благородного, вытащил из нее фотографию:

– - Возьмите. У меня есть еще.

Благородный бережно положил фотографию во внутренний карман, уронил "спасибо" и направился к выходу.

– - А про покаяние, -- произнес Полковник совсем тихо, так, что при желании вполне можно было б его и не услышать, -- про покаяние я сказал исключительно в связи с вашимию доносами.

– - Что?!
– - столько праведного возмущения прозвучало в этом словечке человека, вмиг превратившегося из Просто Благородного в Благородного Карася, так безостаточно разогнало оно теплую, тихую какую-то атмосферу, только что наполнявшую кухоньку, что и Полковник поневоле сменил тон, поправившись с ехидцею:

– - Простите: экспертизами.

– - А-а-аю -- протянул Благородный Карась, застыв напороге.
– - А чтою мои экспертизы? Я всегдаписал, что думал. И если даже иногдазаблуждался в своих оценкахю

– - Дмитрий Никитович!
– - как-то даже обескуражился Полковник.
– Дапойдемте почитаем. Коль уж все равно в такую даль прикатилию

– - Онию -- отпустил Благородный Карась дверную ручку, -- у вас есть?

– - Данеужто в противном случае я посмел бы послать вам повестку?
– развеселился Полковник.