Они лежали, обессиленные, опустошенные, а эхо, казалось, еще повторяло нечеловеческие крики, а свечка, догорая, выхватывала предсмертно из темноты суровый лик.

– Не бойся, - обреченно произнес монах, когда пламя погасло совсем. Я не буду плакать. Не буду кричать на тебя. Просто я ничего не знал о человеке. Ничего не знал о себе. Если это возможно, ты уходи сейчас, ладно? Зажечь тебе свет?

– Не стоит, - отозвалась Нинка.
– Я привыкла, я уже вижу, - и встала; неловко, некрасиво принялась приводить в порядок одежду.
– Мы что, не встретимся больше?

– Я напишу тебе. На Главпочтамт, ладно?

– Ладно.

– Извини!

– Бог простит, - незнамо откуда подхваченное, изверглось из Нинки.

Она отложила засов, вышла на улицу, постояла, стараясь не заплакать. Вернулась вдруг к собору, распахнула дверцу, крикнула в гулкую темноту:

– Ты же не знаешь моей фамилии! Как ты напишешь?!
– и побежала прочь.

Всю следующую неделю Нинка мучилась, страдала, переживала примерно так:

!паранойяльно накручивая на наманикюренный пальчик дешевую цепочку с дешевым крестиком, читала Евангелие, отрываясь от него время от времени то ли для осмысления, то ли для мечтаний!

!назюзюкавшись и нарыдавшись со страшненькой Веркою, глядела, как та гадает ей засаленными картами и все спорила, настаивала, что она не пиковая дама, а вовсе даже бубновая!

!выходя из метро, оглядывалась с надеждою увидеть в толпе лицо монашка!

!бегала даже на Главпочтамт, становилась в очередь к окошку под литерою "Н", спрашивала, нет ли письма просто на Нину!

!сама тоже, черновики марая, писала монаху письмо и ограничилась в конце концов простой открыткою с одним своим адресом!

!лежа в постели, вертела в руках монахов перстень и вдруг, разозлясь, швырнула его о стену так, что аметист полетел в одну сторону, оправа в другую, и зарыдала в подушку!

!а назавтра ползала-искала, сдавала в починку,

все это в смазанных координатах времени, с большими провалами, про которые и вспомнить не могла, что делала, словом, как говорят в кино: в наплыв, - пока, наконец, снова не оказалась у монастырской проходной!

Листья уже прираспустились, но еще не потеряли первоначальной, клейкой свежести. Монахи, которых она останавливала, отвечали на нинкины вопросы "не знаю" или "извините, спешу", и все это было похоже на сговор.

Наблюдали за Нинкою двое: Арифметик, поплевывающий в тени лаврских ворот, и сухорукий страж, который, выждав в потоке монахов относительное затишье, украдкою стукнул в окно, привлекая нинкино внимание.

– Уехал, - сказал, когда она подошла.

– Куда?

Страж пожал здоровым плечом, но версию высказал:

– К матери, наверное, на каникулы. Они все раз в год ездют.

– А где у него мать?

Тут не оказалось и версии:

– Я даже не послушник. По найму работаю. Присматриваются. Благословенья пока не получил.

Нинка потерянно побрела к выходу.

– Эй, девушка!
– страж, высунувшись в окошко, показывал письмо.

– Мне?
– вмиг расцветшая, счастливая подбежала Нинка.

– Не-а. Ему. Вчера пришло. Может, от матери? Тут внизу адрес. Хочешь - спиши, - и подал клок бумаги, обкусанный карандаш.

– Санкт-Петербург, - выводила Нинка, а Арифметик знай поплевывал, знай поглядывал.

Она шла узкой, в гору, улочкою, когда, въехав правыми колесами на безлюдный тротуар, бежевая "девятка" прижала Нинку к стене. Распахнулась задняя дверца.

– Не боись, - сказал Арифметик и кивнул приглашающе.
– Тебя - не тронем, - а, увидев в нинкиных глазах ужас, добавил довольно: - Надо было б - нашли б где и когда. Бегать-то от нас все равно - без пользы. Ну!

Нинка села в машину.

– В Москву, что ли, собралась? Подвезти?

– Мне! до станции.

– Сбежал, значит, Сергуня!
– не столько вопросил, сколько утвердил Арифметик.
– А куда - ты, конечно, не знаешь.

Нинка мотнула головою.

– Или знаешь?

Нинка замотала головою совсем уж отчаянно.

– Адресок-то списала, - возразил Арифметик.
– Пощупать - найдем. Найдем, Санек?
– обратился к водителю.

– Запросто, - отозвался Санек.

Нинка напряглась, как в зубоврачебном кресле.

– Ладно, не бзди. Я этот адресок и без тебя знаю. Питерский, точно?

Нинка прикусила губу.

– Мы ведь с Сергуней, - продолжил Арифметик, которому понравилось, что Нинка прикусила губу, - мы ведь с ним старые, можно сказать, друзья. Одноклассники. И по этому адреску сергунина мамаша не один раз чаем меня поила. Ага! Со сладкими булочками. Только вряд ли Сергуня там. Он ведь мальчик сообразительный. Знает, что я адресок знаю. Но если уж так получится! хоть, конечно, хрен так получится! что повстречаешь старого моего дружка раньше, чем я, - передай, что зря он от сегодняшней нашей встречи сбежал. Мы с ним так не договаривались. Не сбежал - может, и выкрутился бы, а теперь!