– Найдете, не переживайте! Эй, шеф!
– кричит вдогонку уже унесшейся машине и тут же комментирует.
– У, с-сволочь!

– Чт найду?
– живо заинтересовывается Мафиози.

– Что захотите, то и найдете! Успокойтесь, пожалуйста.

– А знаешь почему я сказал ей, что это моя квартира? Знаешь?! Потому что она похожа! ну, вылитая! на! на игрушку! на ослика! Понял или не понял?

Если б последний вопрос Мафиози звучал не так требовательно, Шестерка просто отмахнулся бы - тут же пришлось отвечать и по возможности вежливо:

– Ваша невеста похожа на ослика?

– Сам ты похож на ослика! На ишака! Мы когда маленькие были, часто ходили сюда, - снова поднимает голову к окну на третьем этаже.
– Тетя Лена кормила! дядя Бако самоделки показывал!

Останавливается машина. Шестерка, промокший, замученный дождем и проникновенным разговором, не скрывая облегчения бросается к дверце, называет адрес окраинного района.

– Извини, друг, - отзывчиво отзывается водитель.
– В другую сторону.

– Сто рублей даю!
– вмешивается Мафиози.
– Эй, ты не расслышал?!
– и лезет в карман, вытягивает оттуда пачку мятых купюр.

– Зад себе подотри своими бумажками!
– выкрикивает вдруг разозлившийся водитель и рвет с места, как на ралли.

– Дерьмо, - сплевывает Мафиози и грозит кулаком вслед автомобилю, после чего, вернувшись в лирико-исповедническое настроение, оборачивается к Шестерке, подбирающему с асфальта подмокшие денежные бумажки.
– Я ей, понимаешь, рассказал про эту квартиру, как про свою! Про фонтан под окном, про игрушки. Ну так как же!
– берет Мафиози Шестерку за грудки столь решительно, что оба чудом только удерживаются на ногах, - как я могу привезти ее сюда, если это не моя квартира? Отвечай, как?! Чего ты мне эти деньги суешь? Как?!

– Станет, станет вашей, - пытается Шестерка прислонить Мафиози к стене, - уймитесь, пожалуйста.

– А он!
– Мафиози старательно, точно клоун по проволоке, шагает раз, другой, а остановясь, утвердясь, грозит кулаком куда-то вверх: Аллаху ли, третьему ли этажу, - а он посмел мне отказать! Для него это, ишь память о родителях!

– Колхоз Ленина, - сообщает Шестерка водителю притормозившего РАФика-скорой.

– Пятерка, - мгновенно ориентируется водитель в ситуации.

– Кто шестерка?! кто шестерка?!
– взвивается обидевшийся Шестерка, нервы которого на пределе.

– Да таких и денег-то нету, - торопеет водитель.
– Пятерка, я сказал.

– А!
– опадает Шестерка.
– Тогда ладно, - и идет за патроном, все грозящим небу, все выкрикивающим:

– Я ему такой дом предложил, я ему мебель! я ему десять тысяч! я ему машину!

– Куда ты его?
– противится водитель.
– Заднюю дверцу открой!

Шестерка распахивает задние воротца, и Мафиози плюхается на подтолкнутые навстречу водителем брезентовые носилки!

!Один Аллах знает, что там с чем и как именно сцеплялось в подсознании Печального, когда он, отхохотав, отрыдав ли, вырубился на незастеленной кушетке, он и сам, продрав глаза, не сумел бы ничего толком рассказать, - сновидение, однако, вызвало отчетливое, как на кинопленке, воспоминание: трое мальчиков, трое пионеров (с той самой, под дедушкой Сталиным, фотографии) стоят на пороге квартиры, просторной и уютной, пронизанной солнцем.

– Это мои друзья, мама. Из нашего класса.

– Заходите, заходите, ребята, - появляется в дверном проеме отец. Чего стали? Приготовь-ка им, Леночка, закусить после трудов праведных.

– Я не голодный!
– агрессивно выступает мальчик, одетый похуже остальных, и Печальный никак не может соотнести его с Мафиози, хоть и отлично знает, что Мафиози вырос именно из этого плохо одетого, с обостренной гордостью мальчишки.

– Не голодный, так чаю выпьешь, - мягко, делая вид, что не заметил выпад, произносит отец.
– А пока пошли в мастерскую!

Кроме верстака и прочих технических приспособлений, комната, превращенная отцом в мастерскую, заключает десятки замысловатых игрушек, механических кукол и прочей занимательной всячины. Ребята (то есть двое из них, гости) прямо-таки столбенеют на пороге, - только завороженные взгляды переводят с одного предмета на другой. Мальчик почище, поухоженнее, уже и тогда немножко печальный, оживляет перед друзьями отцовские поделки, ибо все они способны оживать: Багдадский вор тащит кошелек из халата купца, курица клюет зерна, дебелая, румяная деревянная красотка вяжет на спицах!

Спустя некоторое время отец прерывает демонстрацию:

– А ну-ка, ребята, идите сюда!
– и по его взгляду, по всей гордой и вместе застенчивой манере становится ясно, что это последняя работа, а они - первые ее зрители: чернобородый мужчина с пилою за спиной, женщина с удивительно милым лицом и с младенцем на руках по обе стороны смешного ослика, нагруженного нехитрым скарбом. Отец поворачивает рычажок, все три фигурки пускаются в путь; мужчина на каждом шагу поглаживает бороду, женщина время от времени склоняется к младенцу, ослик забавно помахивает хвостом, качает головою, выкрикивает-выскрипывает: и-а, и-а!