– Знаешь, что такое грозел?
– спросил Мафиози.

– О! Да вы выпили! Садитесь-ка рядышком, отдыхайте. Довезу, - и, подвинув Мафиози на соседнее сиденье, взялся за руль, крикнул, высунувшись из окна, сержанту в ГАИшном "жигуленке".
– Следуй за нами, - и выжал сцепление!

Как в начале нехитрой этой истории высвечивала молния пошатывающуюся фигуру Мафиози, так теперь, в рифму, что ли - тоненькую фигурку Мадонны, стоявшей в ночной рубашке на пороге комнаты Печального!

Мадонна, пережидая удар грома, закрыла ладошками уши, а когда отгрохотало, позвала робко:

– Юсуф! Юсуф, вы спите?

– Я уже несколько ночей не сплю, Мариам, - пробормотал Печальный в стенку, ибо на вопрос Мадонны не обернулся, ухом, что называется, не повел.

– Это упрек?
– спросила Мадонна.

– Что вы, Мариам! Какие упреки! Какие могут быть упреки!?
– в интонациях Печального не слышалось ни оттенка кокетства.
– Эдак мне пришлось бы упрекать всю мою жизнь. И всех людей вокруг. Бывают, знаете, судьбы легкие, удачливые, а бывают!

Молния вспыхнула снова. Мадонна снова вздрогнула, снова зажала руками уши. Гром гневался долго, в несколько фраз, но все-таки умолк, и тогда Мадонна попросила:

– Я, Юсуф, ужасно боюсь грозы. Вы не позволили б мне посидеть здесь, с вами.

– Конечно, Мариам, конечно. Только вы! Только вы отвернитесь, пожалуйста: я брюки надену.
– И, прыгая то на одной ноге, то на другой, добавил.
– И постарайтесь не бояться. Пожалуйста. У вас ведь там маленький. Вы и его напугаете.

– Я постараюсь, Юсуф, - кивнула Мадонна.
– Хорошо. Я постараюсь.

Печальный завернул постель, показал Мадонне место рядом с собою. Она села. В третий раз вспыхнула молния. Мадонна изо всех сил постаралась не прореагировать, но когда грохнул очередной удар, схватила Печального за руку. Дернулась руку убрать, но Печальный прикрыл ее сверху своей ладонью!

Поливаемый небесной влагою, Мафиози колотил в калитку Шестерки. Тот, наконец, появился на крыльце, прикрываясь плащом, вгляделся во тьму.

– Джабраил Исмаилович! Вы?! Заходите, заходите скорее, - и засеменил навстречу - отложить засов.

– Никуда я не пойду!

– Да вы посмотрите, что делается!
– проапеллировал Шестерка к стихиям.

– Никуда я не пойду, - нетвердо стоя на ногах, твердо сказал Мафиози и добавил: - Коль коза мужского пола называется козел, то гроза мужского пола называется! Как называется?

– Не знаю, шеф, - покорно ответил Шестерка, тихо отчаявшись выйти сухим из-под воды.

– То-то, что не знаешь!
– назидательно сунул Мафиози под нос подручному указательный палец.
– Поэтому поиски - пре-кра-тить!

– Зачем, Джабраил Исмаилович? Я уж и на след напал! Вы хоть плащом вот накройтесь!

– Убери!
– оттолкнул Мафиози шестеркину руку.
– А искать ее больше не-на-до! Если у человека не было детства! А! с кем я говорю! "Тарзана" смотрит! Тарзанщик!
– и, махнув рукою, покачиваясь, побрел по лужам.

– Шеф, шеф!
– бросился догонять Шестерка.

Мафиози приостановился, обернулся и припечатал так, что Шестерка даже испугался:

– Деньги оставь себе!

Мадонна медленно закрыла глаза и сбивчиво, словно в бреду, начала говорить:

– Я ведь хорошенькая, да? Правда, хорошенькая?

– Вы, Мариам!
– задохнулся Печальный, но она прикрыла его рот:

– Молчите, Юсуф, молчите. Я не затем спросила, чтоб вы отвечали.

– Но вы и в самом деле!..

– Молчите, слушайте!

– Ладно, Мариам, - согласился Печальный.
– Ладно.

– Хорошенькая, - продолжила Мадонна, снова сосредоточась с помощью недлинной паузы.
– Это с самого детства. Значит, получается, что меня послали сюда, в мир, специально для человеческой радости? Так ведь?! Так?! Иначе - зачем хорошенькая? Молчите, не отвечайте! А я их всех! ну, этих! ну, обожателей моих! Я их как бы! как бы в упор не видела. Мне почему-то всегда казалось, что я рождена для другой! для особой! миссии. А они уже! может, от этой вот моей холодности, от этого моего высокомерия! Но это не высокомерие, - перебила самое себя, - вы не подумайте! Это скорее!
– задумалась Мадонна, подбирая слово.

– Призвание?
– попытался помочь Печальный.

– Да, именно, - облегченно вздохнула Мадонна.
– Так вт: они за мной прямо табунами уже ходили. Впору было хоть паранджу надевать. А я не то что бы их презирала! мне даже стыдно было за мое это чувство! но! но они все были для меня какие-то бесповоротно! чужие!

– Чужие?
– нервически хохотнул Печальный.

– Ну да, - повторила Мадонна, - чужие. Вы смеетесь?
– обернула личико к слушателю.
– Я глупости говорю, да?