— Вот же абсурд, – сказала девушка, выдыхая вверх сизый дым. – Ты и я – мы оба – сидим на пожарной лестнице заплесневелого дома.

— Что же в этом особенного? Не впервые же.

— Да то, что год назад я выбирала платья на балы, каталась на лошадях с друзьями и играла в «жмурки» с фрейлинами в саду.

Эзра хмыкнул, поняв, куда она клонит.

— А я просиживал часы за документацией, ездил с братом на охоту и восемь раз в неделю бывал на званых обедах.

Эйвилин щёлкнула пальцами, затянулась и покачала головой, будто пытаясь вытрясти назойливые мысли.

— Ну абсурд же, скажи? Прошлым летом мы с тобой обсуждали нашу свадьбу, а этим – какое государственное учреждение республики поднять на воздух в первом часу ночи.

— Честно, я рад, что наша свадьба не состоялась, – неожиданно признался он, заставив девушку поперхнуться.

От него она таких заявлений не ждала.

— Мне оскорбиться, лорд Партлан?

— Ты меня не любишь, Эйвилин, – всё так же уверенно проговорил он, не купившись на шутливый комментарий. – Я не смог бы насильно привязать тебя к себе и делать вид, что мы счастливы. Наш брак был бы ошибкой.

— С чего ты взял? – нахмурилась она. В груди неприятно, тянуще засвербело. – У меня на лбу не написано.

Сказала – и отчётливо осознала, что он прав. Эзра с усмешкой посмотрел куда-то поверх крыш. На признания он не рассчитывал. На искренность – и подавно. Им нечасто выпадало поговорить без свидетелей или о чём-то обыденном, и он не потратил шанс зазря: между ними – что угодно, кроме любви. Девушка могла оправдать это положением: достанься им больше времени в прошлом, у них бы, скорее всего, получилось если не полюбить, то привязаться друг к другу.

Их отношения сразу развивались неправильно – из уязвлённых чувств, задетого собственничества, ревности и желания безраздельно кем-то обладать. Тогда, на балу, их свели страсть и злость – они же скрепили нездоровый союз. Встретившись с мужчиной в разрушенном особняке Равеля Партлана, Эйвилин равнодушно констатировала для себя, что ни в тюрьме, ни после освобождения не вспоминала о нём. Сперва он существовал в её жизни по принуждению, после – из юношеской горячности, для галочки и удовлетворения. Он совсем ничего для неё не значил.

Принцесса пересела к нему поближе и, обхватив его лицо ладонями, поцеловала. Эзра жадно ответил. Его руки скользнули по её плечам – платье сбилось, оголяя ключицы. Девушка подалась к мужчине, вынуждая его упереться спиной в стену; он слегка сдавил её горло, она беззастенчиво провела ногтем по его груди, ухватилась за пуговицу и, задержавшись на долю секунды, поднялась.

За шесть месяцев, которые они провели вместе, чуда не случилось. Внутри не рассеялись холод и пустота.

— Сходим в бар? Сто лет не выпивала.

— Вряд ли там найдётся что-нибудь, достойное твоего вкуса, – произнёс он, спрятав разочарование на дне чёрных зрачков.

— Найдётся. Я уже не дворцовая неженка, которой наливали белые вина.

Он вздохнул.

— Я буду внизу.

Девушка молча наблюдала за тем, как он спускается. Старая жизнь не держала его в тисках: он мог хоть завтра отыскать Лессию, пустить в неё пулю и сбежать, начав всё заново на краю необъятного мира. Месть вершилась просто: кровь убийцы за кровь брата – и не просила дополнительных трат. Со связями за границей ему бы не составило труда провернуть необходимые махинации, уйдя безнаказанным, и затеряться в чужестранных городах, как многие затерялись до него. Борьба, в которую он ввязался, не имела для него смысла. Однако он не бросил.

Он оставался с ней.

А она продолжала им пользоваться.

«У нас общая цель», – убеждала она себя.

«Тебе нравится, что он только твой», – иронизировала тьма, цепляясь за юбку.

«Всегда забираешь лучшее».

«Он совсем не похож на скользкого демона-лиса, не так ли?».

«Не так ли?» – подхватили эхо другие тени, до того безучастно взиравшие на неё из углов и щелей.

— Убирайтесь, – приказала она.

Беспривязные спутницы наперебой зашептались. После происшествия в квартире Лис они не покидали её ни днём, ни ночью.

Она заскочила в спальню, чтобы забрать платок, и, оказавшись у выхода из дома, поманила Эзру вглубь проулка. Надвинув кепи на брови, мужчина подстроился под её шаг. В отличие от Партлана, Эйвилин в розыск не объявляли. Не то, чтобы в городе-миллионнике от плакатов был толк, – «преступников-сопротивленцев» бы не вычленили среди тысяч одинаковых лиц. Как будто у вигилей работы мало – не хватало ко всяким прохожим присматриваться. Странно просто: её ориентировку канцлеры изобразили бы даже в предсмертном бреду, ведь точно знали, кого предстояло поймать. Проигнорировать её свободу им бы на ум не пришло – не дураки с огнём играть. Эзра предположил, что они побоялись раскрывать перед народом факт выживания наследницы престола: власть слаба, а реакция непредсказуема. Вот и охотились за ней наугад – по слухам и доносам.