Наверное, подарок.

Прошлое всё слало ей поклоны.

— Детка, не сиди на камне.

От неожиданности Лис не сразу сообразила, что ответить.

— Извините?

Старушка, сидевшая на сумке возле неё, постучала по клумбе тростью. Морщинистое лицо выражало неодобрение.

— Не сиди на камне, говорю. Он только сверху тёплый. А тебе ещё детей рожать. О здоровье подумай.

Лис захотелось огрызнуться. На языке вертелось: «Мне уже без разницы», – и, тем не менее, она с рассеянной улыбкой переместилась на поклажу женщины, на которую та указала в пригласительном жесте.

— Не помну?

— Нечего там мять, – пробубнила старушка, не без довольства кивнув на покорность. – Да и будь что, ты бы своими костями не повредила.

Уголки губ не опустились – улыбка приклеилась к девушке намертво. Она без особого внимания слушала болтовню участливой соседки, порой отвлекаясь от мыслей на вопросы, и снова прокручивала в голове разговор с доктором.

Люди в белых халатах ей доверия не внушали. Она на уровне подсознания опасалась врачей, памятуя, сколько раз конкуренты маскировались под них или подкупали, чтобы избавиться от агентов. Однако случались вынужденные визиты к узкоспециализированным докторам – и это был один из них.

В ноздри бил отвратительный запах больницы – лекарства, спирт и свежая краска, которой обновили стены в честь приезда канцлера Илхами. Лис сидела у стола, с какой-то нервозностью сжимая ридикюль, и впивалась взглядом в сухого седоватого мужчину-витариса{?}[маг крови.] в очках. Пока он выводил на бумаге кривые строчки, нарастала тревога.

Затем он посмотрел на неё так, как, должно быть, смотрели на осуждённых перед повешеньем.

— Я умираю, доктор?

Он побарабанил пальцами по подлокотнику. По-доброму усмехнулся и, отложив очки, пододвинул к ней стакан воды.

— Нет, мисс Тэйт, не умираете.

Выдох застрял в горле. Она ждала. За любой обнадёживающей новостью зачастую следовало плохое продолжение.

— К сожалению, я вынужден констатировать, что в вашем организме есть определённый сбой.

— То есть?

— Говоря простым языком, по совокупности обнаруженных признаков… маловероятно, что вы сможете иметь детей.

Пальцы стиснули юбку. Складки на ткани возникали в два счёта, но они – последнее, что беспокоило девушку в тот момент. Нервозность вдруг распалась как клубок, из которого потянули нить. В голове сделалось совершенно пусто.

— Вы не исключаете ошибку? Я никогда и не пыталась забеременеть.

— Я не исключаю маленькую возможность обратного, – сказал доктор, склонившись над недописанным рецептом. – Такое случается, мисс Тэйт. Мы живём в неспокойную эпоху, и род деятельности у вас наверняка вредный, да?

Она отрешённо кивнула, поджала губы, удерживая за ними потрясение. В процедурной капала вода. Звук резал слух. Нестерпимо тянуло закрыть уши.

В гранёном стакане отражалась какая-то строчка с листка, лежавшего под ним. Лис вперилась в неё, как в спасительную соломинку. Прочитать не старалась: корявый почерк врача и без искажения походил на шифр, – зато от переключения дышалось проще. Чернила на бумаге будто были единственной вещью в кабинете, оставшейся ей понятной.

— Я назначил вам лекарства. Принимайте по инструкции. – Он протянул ей исписанный сверху донизу бланк. Её пальцы не дрожали, когда она с благодарностью приняла его. – И прошу: не отчаивайтесь. Вы молоды. Что бы ни явилось первопричиной проблемы, существует шанс восстановления. В моей практике попадались более критические ситуации. Вполне вероятно, что после курса лечения вы пойдёте на поправку.

Лис передала ему свеженькие, хрустящие от новизны купюры и вышла за дверь. Коридор гудел, словно пчелиный улей, однако стук каблуков всё равно отдавался эхом где-то в районе висков. Листок, зажатый в кулаке, казался невыносимо тяжёлым. Ей не терпелось вырваться из душного, провонявшего краской здания.

Щёки горели. Она потрогала лоб – холодный.

На улице девушка присела на лавочку, чтобы спрятать в сумку рецепт и немного перевести дух. В конце концов, это не приговор. О детях она не задумывалась. Какой ребёнок – с её-то профессией! Семью заводили либо отчаянные, либо тупицы – и ещё ни разу их истории не завершались благополучно. Без конфузов тоже не обходилось: это жизнь, а в ней всё не учтёшь. Поэтому у любой женщины из их агентства в памяти хранился список «невест демона»{?}[«Невеста демона», или «demonic fatin», – женщины, незаконно делающие аборты.]. Старуха «балласты» не выносила и на слезливое «хочу оставить» указывала на дверь: на что таланта хватит, тем и кормись. Разговор у неё короткий: делай аборт или проваливай, начнёшь потом лишнего болтать – пуповину вырежут и ей же придушат.

Нет, Лис не мечтала о детях. Материнство в её быт не вписывалось. Не пропала бы, если бы из конторы выгнали, но мать из неё вышла бы никудышная. Не ей – беспризорнице, в неполные семь сбежавшей от приёмного отца, – проникаться тонким родительским мировосприятием. Но на грудь давило незнакомое ранее чувство.

Так теряли, не успев обрести?

Вечером она пила вино и жалела, что Сонхи развлекался в столице: собутыльник из него прекрасный – не то, что друг. В кои-то веке она с радостью провела бы время в его компании.