— Фолдж, не смешите! За эту «помощь» Сутен замахнётся на отвоёванные нами территории на востоке. Не меньше! Ваш хвалёный премьер-министр заявит, что на них проживают племена шатов, они соорудят кампанию по подъёму национального духа и придётся нам – да-да, нам с вами! – разрываться на два фронта: между анархистами и пробудившимся самосознанием национальных меньшинств!

— Я вас умоляю, да кому мы сдались… Нам предложили сотрудничество, а вы понастроили теорий заговора.

— Если вы не заметили, мы уже повисли над пропастью! – подорвался Нэйман Свон, выпятив грудь. Мощный, как медведь, он производил неизгладимое впечатление и пробуждал у мало знакомых с ним инстинкт самосохранения: выдвиженцы от северных и восточных регионов, делившие с ним диван, предусмотрительно отползли по краям. – Эти «анархисты», как вы выразились, – сторонники короны, то есть вся та шушера дворянского помолу, до которой мы не добрались! Сбились в стаю, пёсье племя, и кусают исподтишка: там подорвали, здесь постреляли! И кто, вы думаете, их спонсирует? На свои гроши партизанят? Разбежались! Через них с нами войну ведут «западные партнёры» империи! Но этим-то нет никакого резона возвращать венценосную семейку на трон: они ослабляют нас и выжидают удобный случай поставить подножку.

— А после придут господа в фирменных пиджачках и предложат на них опереться, – поддержали его. – Плюс один экономический раб в копилке Объединённой Федерации.

Азеф нахмурился. Его коллеги по цеху перескакивали с темы на тему так лихо, что от напряжения тупая боль в висках возрастала.

— Поменьше политической трескотни. Поменьше рассуждений в сослагательном наклонении. Поближе к жизни, – отчеканил он. – Вы «за» или «против» союза, мистер Солдман?

Мужчина замялся.

— Командующий, я не…

— Вы «за» или «против» союза? – повторил мужчина тем самым тоном, который не терпел изворотов. – Отвечайте по делу.

— По совокупности факторов… у нас нет выбора, – сдался Солдман. – Без сильного покровителя Сорнию сомнут во внешней политике.

— Ну и дефиницию вы подобрали, – скривился, не тая презрения, Адлен. – «Покровитель».

— Я смотрю правде в глаза.

Снова поднялся шум. И в нём Азеф не сразу расслышал похлопывания: негромкие, ритмичные, призывающие обратить внимание. Налани Кой перешагнула пятый десяток, но не утратила ни красоты, ни очарования. Седина в чёрных волосах придавала ей шарма, фигура оставалась по-девичьи стройной, морщины терялись на тёмной коже. При всём при том она обладала незаурядным умом и, что называется, подвешенным языком – незаменимой для дипломата чертой. Он познакомился с ней лет тринадцать назад: в те годы его только приняли в партию, а она – «Драконица Нан» по прозванию иностранных газет – возвратилась из Альдии, где длительный срок занимала должность гранд-посла. Поразительная судьба: зелёный юнец из ниоткуда, грезящий о реформах, и блистательный дипломат, почему-то угодивший в опалу, чьи пути по случайности пересеклись.

Он захотел посмеяться над собой. «Случайность» – его персональная – смотрела синими омутами, скрепляла уста улыбкой праведника и не выносила уличений в причастности к чему-либо эпохальному.

Демон благородный.

— Коллеги, командующий Росс прав: вы много говорите не о том, о чём вас спросили, – произнесла мадам Кой. – Адлен, дорогой, с вами не поспоришь: Сутен не белый и пушистый. Всё-таки третья экономика мира после Объединённой Федерации и Великого Королевства! Конечно, у него будут свои интересы в наших краях. Мы с вами им в подмётки не годимся, но зато нам предоставляют возможность выдвигать какие-то условия. И тут ваша правда, мистер Фолдж: премьер-министр, а с ним и Парламент, видят в нас потенциально выгодных партнёров. Но не потому, что им надо вытянуть из Сорнии последние жилы, милый мой Локсли, – обратилась она к молодому человеку в очках, который упоминал о племенах шатов, – а потому что…

— Их верхушка встревожена увеличением влияния Объединённой Федерации на материке. Они, как вы выразились, Солдман, тоже остерегаются «господ в фирменных пиджачках» с их беспроцентными кредитами «для друзей», – закончил её мысль Элерт, не выдав при этом ни доли иронии или симпатий. Он констатировал сухой факт, который предприимчивые сутенцы облепили слоями политической шелухи на переговорах.

— Ваша поддержка не удивляет, Катлер, – осклабился Хобб Райнер.

Из пяти назначений на должности канцлеров Республики именно он грозил обернуться палкой, вечно попадающей под колёса. Такой же выходец из лагерей, как и Росс, он унаследовал от них жёсткий нрав, твердолобость и непримиримость ко всему, что с его точки зрения расценивалось «подозрительным» либо «вредным» для идей освобождения от эксплуататорского класса. Грозная слава вышагивала впереди него: он не окунулся в бурную деятельность сооружённого императором парламента после реабилитации, а вступил в добровольческую армию – давать отпор соседям с востока, где обзавёлся командирскими лычками и неоспоримым уважением ополченцев и местных жителей. Там-то, под гиканье бессчётных отрядов, и сколотилась одна из крупнейших ячеек борцов с империей – пойди поймай их по лесам.

С Элертом у них взаимно не заладилось.

— Я не фокусник, чтобы удивлять, мистер Райнер, – не удержался от колкости друг. – Вы об аналитике читали когда-нибудь? После войны мы – и здесь я имею в виду двадцать шесть государств – попали в затруднительное финансовое положение. Вы же не думаете, что только у нас всё плохо? Повсеместно разрушена инфраструктура, обанкротились тысячи предприятий-производителей. Ни дорог, ни школ, ни оборудования. Что предлагает ОФ? ОФ предлагает дать денег нуждающимся: никаких процентов, никаких пени – берите, пользуйтесь, но на их условиях. Не выполните до следующей «дозы»? Никакого вам транша – выживайте, как хотите, в своих долгах. Не надо быть гением, чтобы раскрыть, в какую сторону ветер дует.

— Глупо отрекаться от союза, когда он нам необходим, – вставил Гредари Милс. Он председательствовал на заседании и потому ему принадлежало право объявлять об открытии голосования по вопросу.

«одобрено: 101; против: 60; воздержались: 28» – значилось в копии протокола, который в половину пятого утра Азеф водрузил на стопку документов. От усталости веки наливались свинцом. Другое бренное тело, нацеловавшись дамских рук и вдоволь наговорившись о последствиях, немигающе таращилось в донесение. Буквы, похоже, не складывались в связное предложение.

— Вы забыли сорнийский, канцлер? – уточнил мужчина, не в силах отклеиться от кресла. Позвоночник намертво к нему прирос. – Бросай гипнотизировать строки.

— Tu oublee mamah{?}[Тут мать забудешь (сутенский)], – пробормотал Элерт, пощипывая переносицу.

Он разгладил замявшийся краешек и, поставив роспись, убрал бумагу в папку.

Тэмпль принял их с распростёртыми и, не усердствуя с приветственными речами, согнал с лошадей в кабинеты. После них как по накатанной: приёмы, встречи, собрания.