Шрифт:
Катя долго всматривалась в репродукции. Особенно ей запомнилась одна, под названием "Белая лошадь". На ней была изображена большая белая бутыль в зеленоватом тумане и удлиненное человеческое лицо, и впрямь, похожее на лошадиное. От комментариев Катя воздержалась.
– Спасибо.
– И Катя вернула каталог своей собеседнице.
– Простите, а сведения о покупателях стенда Макеева у вас можно получить?
– Вообще-то эти данные мы стараемся не разглашать.
Катя бросила на пресс-секретаря умоляющий взгляд.
– Ну хорошо. Сейчас.
Через несколько минут Катя взяла компьютерную распечатку.
– Олег Коваленко и Татьяна Никитина. Вы что-нибудь о них знаете?
– О Коваленко ничего, а Татьяна Александровна Никитина очень известная женщина. Владелица галереи фотографии "Фото АРТ" Одна из лучших галерей ,занимающаяся пропагандой и выставками фотографий. Вы приходите к нам, в ЦДХ на выставки. Мы всегда рады нашим посетителям.
– Хорошо, - вздохнула Катя.
"До выставок ли мне сейчас?" - подумала она.
– До свидания.
– Всего хорошего, - улыбнулась ей Оксана.
Борис Семенович Ямпольский ещё больше укрепил Катины сомнения.
– Э...э...э... вы понимаете, - рассуждал перед ней искусствовед, которого Катя из-за его внешнего вида не пустила бы даже в подъезд своего дома, не говоря уже о пороге квартиры. Рукава бархатного пиджака отсвечивали белыми пятнами, а брюки выглядели так, словно на них в большой придорожной пыли только что сплясало вдохновенную самбу племя африканских дикарей. Шею маститого обвивал бледно-желтый платочек, сильно похожий на носовой после многократного использования по прямому назначению.
Э... э ... а ... вы откуда? Я не расслышал, - внезапно огорошил он Катю.
– Журналистка из журнала "Седьмое небо".
У Кати там работала закадычная подружка Лариса.
– Никогда не слышал о таком, - поджал губы Борис Семенович.
– Это не для высокого интеллекта, - успокоила его Катя, - поэтому вполне, возможно, что журнал и не попал в сферу вашего внимания.
– Выставка показала достаточно высокий уровень репрезентативности...
– Простите, - перебила его Катя, изо всех сил стараясь не потонуть в мудреных искусствоведческим терминах, - к огромному сожалению я тороплюсь и поэтому крайне ограничена временем. Я только хотела спросить вас о художественной ценности произведений, выставленных на стенде Макеева.
– Весьма низкая. Я был крайне удивлен, что Таня Никитина, женщина с безукоризненным эстетическим вкусом приобрела эти сомнительные "шедевры".
– Да уж, - пробормотала Катя, вспомнив "Белую лошадь".
Они сидели в уютном холле фонда Эстетического развития Москвы, где Ямпольский работал консультантом.
– А Коваленко?
– Я такого не знаю. Вероятно, из "новых русских". Ноль интеллекта и максимум амбиций. Второсортная публика.
– Я тоже так думаю, - поддакнула Катя.
– Еще вопросы есть?
– Нет, спасибо за консультацию.
Искусствовед встал, снисходительно кивнув Кате, и направился в конец коридора, где находился его кабинет. После беседы с Ямпольским у Кати заурчало в животе. Приближалось время английского обеда, то есть пятичасовой трапезы. Трапезничать было негде и не с кем. В конце концов, спасительный выход был найден. Им оказалось симпатичное кафе с игривым названием "Лиловый бегемот". Таких Катя не видела ни в кино, ни в зоопарке, но создателям кафе было виднее. Пообедав бифштексом с жареной картошкой и морским салатом, Катя решила заехать к Ларисе, и увидев сбоку на стойке бара телефон, направилась к нему.
* * *
– Сегодня у нас будет сеанс посложнее, - Елена Александровна пытливо посмотрела на Викторию, но та весело махнула рукой.
– Я готова. Главное, что мне стало намного лучше.
– Сегодня у вас наступит коренной перелом в сознании. Вы станете совсем другим человеком.
Виктория хотела спросить: "А разве это возможно?", но промолчала. Расслабьтесь....закройте глаза... вас обволакивает приятное тепло...
На Викторию накатили ласковые волны. Синие, светло-зеленые, прозрачные. Волны обволакивали теплом как мамины руки в далеком детстве, когда мама рассказывала ей на ночь сказки, прижимая к себе. "Мама", вспомнила Виктория и ей стало трудно дышать.
– Для полного перерождения вам надо выпустить из головы все ваши черные мысли, освободиться от них. Они вам не нужны. Эти мысли мешают вам жить. Они уходят вместе с волнами, растворяются в воде и никогда не вернутся назад.... Никогда... Вы всегда любили власть... Хотели быть первой... ради этой власти вы были готовы на все... абсолютно на все... Вы думали о том как стать первой, стать хозяйкой своей судьбы. Своего дела... Повторяйте за мной... за мной... Я очень любила своего мужа, у нас была хорошая семья, чудесный сын...
– Хорошая семья, чудесный сын...
– эхом откликнулась Виктория.
– Но постепенно Андрей отдалился от меня, стал мешать...
Виктория хотела возразить, но язык её не слушался.
– Андрей стал мне мешать, мешать...
– Мне захотелось остаться одной, взять все в свои руки...
Как в тумане Виктория послушно повторяла услышанные слова. Ей казалось, что сознание её раздвоилось. И сейчас, на стуле, сидит не она, Виктория Кричевская, а другая посторонняя женщина, которая не имеет к ней никакого отношения. Она видела эту женщину как бы со стороны, чувствовала её, но прервать это невыносимое раздвоение не могла.
– Я наняла киллера, медленно говорила Виктория, тяжело ворочая языком, - чтобы убить Андрея. Я видела его всего один раз: он высокий, худой. Сначала мне показалось, что он - левша, но потом я поняла - киллер одинаково владеет и левой и правой рукой. Он подслеповат, стреляет почти интуитивно, но никогда не промахивается. Лет ему двадцать пять - двадцать семь... Лицо простое... обыкновенное... На правой щеке большая родинка...
Через пятнадцать минут Елена Александровна подошла к Виктории и взяла её за запястье, пульс бился ровными толчками. Виктория спала глубоким безмятежным сном, сдвинув брови, но спустя какое-то время на её лице появилась улыбка. Елена Александровна вышла из комнаты и тихо закрыла за собой дверь. Она села за свой стол в приемной и набрала номер телефона. Когда на том конце сняли трубку, она приглушенным голосом ,отчетливо выговаривая слова, сказала: - Все в порядке. Она уснула. Да, она сказала то, что надо...