Шрифт:
Теодор вновь обошёл по кругу и замер у неё за спиной. Не касаясь, намеренно выдерживая паузу и предоставляя шанс передумать. Она же, похоже, отступать не собиралась. Гермиона стояла, высоко вздёрнув подбородок, но было заметно, как сильно она нервничала. Её выдавали подрагивающие пальцы, которые Грейнджер не знала, куда спрятать, напряжённая ровная спина, искусанные губы… И это её состояние пробуждало в нём больной азарт. Ощущение власти над другим человеком пьянило и раззадоривало. Теодор немного придвинулся, наслаждаясь тем, как Грейнджер вздрогнула, и втянул носом запах её волос — цитрусовый шампунь и едва уловимый миндаль, такой тёплый, одурманивающе пряный. А как она поведёт себя, если он сделает так? Нотт прислонился к её спине своим твёрдым стояком и грубо обхватил за бёдра, крепко прижимая и лишая возможности отпрянуть. Тео слышал, как Гермиона шумно выдохнула, ощутил ладонями, как напряглись её мышцы. И следом же, не давая ей возможности возразить, его рука задрала ткань рубашки. Всё это время на тебе не было трусиков, да? Гермиона попыталась развернуться всем телом, но он ей этого не позволил, крепко прижав здоровой рукой к своей груди. Кончиками пальцев второй он погладил обнажённую кожу, нагло пройдясь от бедра к животу, а затем вниз к лобку, уверенно обведя по кругу клитор, но не проникая внутрь. Она вся напряглась и сжалась. Неприятно, когда чужой, незнакомый человек делает с тобой так? Но ты же хотела испачкаться?
— Не… — Грейнджер тихо всхлипнула.
— Тебе придётся слушаться, — не дожидаясь возражений, Теодор озвучил своё единственное условие и отошёл к подоконнику. — Или можешь идти, — бросил он, не оборачиваясь и пряча от неё свою довольную улыбку. В тёмном отражении стекла Нотт видел, как она закусила губу и в смятении посмотрела на дверь. Наверняка Грейнджер уже сейчас чувствовала себя испачканной, а он ещё даже не начал.
— Хорошо, — наконец произнесла Гермиона, и в этом голосе звучало какое-то обречённое спокойствие висельника. Зажигательный настрой, ничего не скажешь. А с другой стороны, на её чувства ему было плевать. Ему хотелось собственной свободы.
Поэтому, повинуясь странному порыву, Теодор потянул за ворот и снял с себя футболку, обнажая торс полностью и наслаждаясь ощущением прохладного воздуха на коже. Тело горело. Когда только ему успело стать так жарко?
На самом деле он никогда ни перед кем из партнёрш не обнажался настолько. Постоянно прятать шрамы магией было неудобно, поэтому Теодор взял себе за привычку носить одежду с длинными рукавами, разрешая девушкам максимум расстегнуть пуговицы на груди. Но здесь и сейчас хотелось не только испачкать её всю, но и очиститься самому. Словно на исповеди. Вот он я, Грейнджер, отпусти мои грехи и пусти уже в рай.
Он плавно развернулся, предоставляя Гермионе возможность хорошенько разглядеть его всего. Нотт так часто ловил её любопытные взгляды, что было интересно, как же она теперь себя поведёт, когда всё буквы его кроссворда{?}[У Тео 4 шрама-надписи на теле: между лопатками «Предатель». Внизу живота, слева, у тазовой косточки слово «Милый». На правой руке «Шлюха». На груди, рядом с сердцем «Улыбайся».] раскрыты. Несколько мгновений Гермиона блуждала взглядом по его груди, животу, руке, затем она закусила нижнюю губу и её брови жалостливо поползли вниз. Серьёзно? Тео провёл пальцами по шраму у сердца и снисходительно улыбнулся. Всё ещё жалеешь меня? Он тоже свёл брови и выпятил нижнюю губу, повторяя её жалостливое выражение лица. Давай, пожалей меня хорошенько, Гермиона. Пошло облизал верхнюю губу, задержав на ней кончик языка.
А потом я хорошенько пожалею тебя.
С головы до ног смерил её голодным взглядом и вздёрнул бровь. Грейнджер моментально нахмурилась, уловив его похотливый намёк. Тео хохотнул и в два шага приблизился к ней.
— Держи руки за спиной, — свой неискренний смех он оборвал резко, в контраст произнеся эту фразу с такой отстранённой интонацией, какой он разговаривал со всеми, кто был ниже его по статусу. Чем окончательно смутил её. Гермиона растерянно на него взглянула, и Нотт ответил ей долгим, холодным взглядом, будто бы перед ним стоял грязный, оборванный эльф-домовик. Правильно, Грейнджер, ты понятия не имеешь, с кем связалась. И не забывай об этом.
Так и не дождавшись, когда она выполнит приказ, Тео грубо обхватил пальцами узкие запястья и властно завёл ей их за спину. Он старался не касаться её руками больше необходимого. Это тоже была игра. В пренебрежение. И если он сорвётся, если она вдруг почувствует его интерес, то он проиграл. В паху ныло и пульсировало, а пальцы дрожали от нетерпения. Ему уже хотелось ощутить, как она будет крепко сжимать его, сидя сверху или лёжа под ним и широко расставив ноги… Теодор ещё не решил, как всё у них произойдёт, но вариантов была масса. Возможно, он попробует их все. Нотт медленно пошевелил запястьем, пытаясь отвлечься на боль в руке, и в голове возникла заманчивая идея. Кажется, он придумал, как обойти рамки своей же выдуманной игры и ничего не нарушить. Специально громко щёлкнув замочком кобуры, Тео вытащил из-под штанины любимый нож и, поигрывая им, встал напротив Грейнджер. Та нахмурилась и напряжённо проследила, как он перекатил Матильду между пальцами. Теодор изогнул бровь.
— Боишься, Цветочек? — с иронией спросил он и сбалансировал клинок на двух пальцах.
— Нет, — твёрдо ответила она и упрямо поджала губы.
Кончиком лезвия Нотт приподнял её подбородок, с любопытством заглядывая ей в глаза. Они у неё были карие, красивые и глубокие, словно дремучая дубовая чаща, но теперь в дополнение ко всему прочему в них медленно расцветала растерянность, даже страх. И это его устраивало больше, чем жалость. Теодор мрачно улыбнулся одними уголками губ, перехватил поудобнее нож и резко, грубо распорол рубашку прямо на ней. Она испуганно вздрогнула, но Тео не обладал великим запасом терпения, чтобы медленно расстёгивать каждую пуговичку. Одним коротким движением он сдёрнул остатки ткани с её плеч, и Грейнджер неловко попыталась прикрыть себя руками. Теодор не позволил.
— Ты держишь руки за спиной, — медленно, отчётливо повторил он, словно она его плохо расслышала в первый раз. Затем отрезал от ткани шёлковую полосу и связал ей запястья.
Его тело и каждая мышца ныла от скапливающегося напряжения, хотелось направить руки Гермионы на себя, или коснуться её самому, но кроме этого вынужденного действия он до неё больше не дотронулся. Наоборот, боясь не сдержаться, Теодор немного отстранился и скрестил руки на груди, разглядывая её обнажённое тело, её небольшую, красивую грудь, родинки, тонкие полоски белых шрамов, впадинку пупка и полное отсутствие волос внизу. Грейнджер выглядела даже лучше, чем он предполагал. Беспомощная. Связанная. Тео жадно рассмотрел её всю, прежде чем вновь вернуть взгляд к лицу, но Гермиона смущённо отвела глаза в сторону. Её щёки порозовели настолько, будто бы она только что полчаса бегала в тридцатиградусный мороз, и Нотт подумал, что покраснеть сильнее просто невозможно. А ещё, помимо румянца на её лице, как искорки пламени полыхали веснушки и алели искусанные губы. Ему отчаянно захотелось прижаться к ней глубоким, голодным поцелуем, но всё, что он позволил себе, — это ласково, изучающе провести пальцами по щеке вниз к шее и ключицам. Теодор попытался представить, как это было бы, если б он её любил?