Шрифт:
Машинально поджигаю сигарету и затянувшись горьким дымом, растираю лицо, что бы прогнать чертову горечь, но она въедается в меня намертво.
Заебись ты меня бортанула, конечно!
Из дома слышутся шлепки босых ног.
– Пап… Постой – пищит в догонку догадавшись, что словами только что расхерачила мне все сердце.
– Он значит разрешил, да! – плююсь фразой, затягивая сигарету.
Я по сравнению с Янкой гора! Но сейчас я как чертов хлебный мякиш. Раскис...
Усаживаюсь на ступеньку, стараясь не смотреть в ее сторону.
Засранка такая!
Мается рядом, переминаясь с ноги на ногу.
Я молчу.
Мне не чего сказать.
Наконец-то решается и, хрустнув коленкой присаживается рядом, осторожно тянет ко мне руку и обняв начинает гладить по волосам.
Отодвигаю в сторону сигарету, что бы ее волосы не пропитались дымом.
Не надо ей этих запахов. Девочка же.
– Ну ты чего, пап… Знаешь же, что люблю тебя!
Молчала бы, коза!
Словно ведь петлю на шее затянула.
Ее всхлипы разъедают слух, душу из меня вынимают!
Как же больно-то, сука! Давно такого не было. Очень давно.
Какого хера, Янка? Никогда бы не подумал, что буду делить ребенка… А сейчас…
Ревную!
Кулаки сжав поворачиваюсь и невидящим от слез взглядом шарю по ее лицу.
– С ним значит остаться хочешь, да? Может ОН для тебя теперь папа?
Сказав это хочется откусить себе язык, потому что она сейчас сплошная боль.
Я почти чувствую, как у нее все ноет, потому что у самого сейчас в груди такое месиво, что хоть ори.
Я не могу от нее отвернуться, но и смотреть на ее боль невыносимо.
– Я люблю Тимура просто… Он…Пап…
– Да причем тут твой Тимур…- качаю головой и стараюсь дышать.
Не выходит.
Хуже всего, что ты отца своего приняла. Когда отправлял сюда даже представить не мог, что со мной будет, когда это случится.
Сука! Сука! Сука!
Слов тупо нет! Только тупая, ноющая боль! Одна на двоих.
– Поддержал он ее, видите ли- плююсь желчью.
Янка скулит, и всхлипывая бросается мне на шею.
Дальше мы сидим в тишине. Холодные пальцы на моей шее. Она замерла малюсенькой личинкой, обнимая меня. Не смеет пошевелиться. Боится, что оттолкну.
А как я ее могу оттолкнуть? Она же дочь.
– Папа…- шепчет на ухо. – Я тебя очень при очень люблю. Ты же мой Дед Мороз, помнишь ведь?
– последнее ее слово обрывает громкий всхлип и она прижимается ко мне так сильно…
Конечно помню. Все я помню. Все до мелочей.
Как сказки тебе читал, помню, как сандалии со скандалам натягивал, как напилась впервые... Все! Все помню, от этого и болит сильнее.
Пальцы ее дергаются на моей шее, когда я обхватываю ее спину своей ладонью и прижимаю к себе.
– Не де-делите ме-ня пожалуйста…- рыдает мне в футболку.
Блядь!
Тяну ее аромат и замираю. Она пахнет мужчиной.
Моя девочка выросла.
Моя Янка стала взрослой.
В груди по-прежнему лед, но смотреть, как моя мелкая рыдает уже нет сил.
– Попробуй только разлюбить меня! По жопе получишь, поняла – шепчу на ухо и слышу в ответ тихий стон.
– Не разлюблю-у-у-у… Никогда! Никогда! Никогда!
На мою щеку осыпаются неловкие поцелуи.
Мог ли я подумать, что однажды мы к этому придем? Никогда...Я был спокоен и уверен, как удав, а теперь...
Нам обоим херово...
Просто твою мать, как сильно нам херово…
Глава 24
Громов Андрей
Три дня пролетают в каком-то пришибленном настроении. Осадок от услышанного до сих пор неприятно накрывает.
Я бы мог улететь в тот же день и не мучить себя, но у моей дочери день рождение сегодня. Отметить надо, гостей ждем.
– Не фиолетовые же… Ну смотри – Соня ворчит на меня и тычет пальчиком в картинку с телефона.
Я рисую ей какую-то странную куклу у которой фиолетовая челка, а остальные волосы розовые. Задумавшись раскрасил одним и тем же цветом всю длину волос. За это, собственно и получил.
– Ты все испортил! – чеканит шепелявый ротик.
Смотрю на малютку и не могу сдержать улыбку.
Вспоминаю своих девчонок. Казалось вот недавно они такими были… А сейчас мою старшую обнимает татуированная рука и… эта рука не моя.