– Просто замечательно, - одобрительно огляделся Пуаро.
– Все очень chic <Шикарно (фр.).>.

Клуб был полон, и чувствовалось, что людям здесь приятно находиться. Среди посетителей были и томные пары в вечерних туалетах, и богемные юноши в вельветовых брюках, и солидные джентльмены при галстуках; одетые в костюмы чертей оркестранты наяривали что-то сладострастное. Сомнений не было: в "Преисподней" понимали толк в удовольствиях.

– Мы тут каждому рады, - сказала графиня.
– Так ведь оно и должно быть, правда? Двери ада открыты для всех...

– Кроме бедняков, пожалуй?
– предположил Пуаро.

– Нас же учат, что богатому трудно попасть в Царствие Небесное, засмеялась графиня, - так пусть у них хоть в аду будет преимущество.

К столику возвратились профессор и Элис. Графиня поднялась.

– Мне надо поговорить с Аристидом.

Она обменялась парой фраз с метрдотелем, этаким сухопарым Мефистофелем, и пошла от стола к столу, беседуя с посетителями.

– Она личность, не правда ли? Это сразу чувствуется, - заметил профессор, утирая лоб и потягивая вино из бокала.

Вскоре он извинился и отправился поговорить с кем-то за соседним столиком. Оставшись наедине с суровой Элис, Пуаро почувствовал некоторую неловкость. При ближайшем рассмотрении девушка оказалась весьма миловидной, но Пуаро в ее присутствии все равно было решительно не по себе; уж очень холоден был взгляд ее голубых глаз.

– Я даже не знаю вашей фамилии, - промямлил он.

– Каннингэм. Доктор Элис Каннингэм. Насколько я понимаю, вы с Верой были когда-то знакомы?

– Да, лет двадцать назад.

– Я нахожу ее весьма любопытным объектом для изучения, - сказала доктор Элис Каннингэм.
– Естественно, она меня занимает прежде всего как мать человека, за которого я собираюсь замуж, но у меня к ней есть и чисто профессиональный интерес.

– Вот как?

– Да. Я пишу книгу о психологии преступников и нахожу ночную жизнь этого заведения весьма поучительной.

Сюда регулярно заходят всякие криминальные личности, и с некоторыми из них мне удалось побеседовать об их детстве. Вы, конечно, знаете, что у Веры тоже имеются преступные наклонности - я имею в виду ее склонность к воровству?

– Ну да.., мне об этом известно, - согласился слегка ошарашенный Пуаро.

– Я лично называю это сорочьим комплексом. Понимаете, она всегда крадет блестящие предметы. Только драгоценности, никаких денег. Я думаю, что в детстве с ней слишком нянчились и во всем потакали, но - чересчур оберегали.

Жизнь у нее была невыразимо скучной - скучной и слишком благополучной. А ее натура требовала драматических ситуаций, ей хотелось познать страдание, справедливую расплату.

В этом корень ее пороков. Ей хочется быть значительной, заставить говорить о себе, пусть через наказание.

– Вряд ли жизнь представительницы ancien re gime <Старого режима (фр.).> в России во время революции была такой уж благополучной и скучной, - возразил Пуаро.

В голубых глазах мисс Каннингэм мелькнула легкая усмешка.

– Ах, представительницы дворянства...
– протянула она.
– Это она вам сказала?

– Она аристократка до мозга костей, - непререкаемым тоном заявил Пуаро, гоня от себя беспокойные воспоминания о том, как в рассказах графини о ее детстве и юности концы никогда не сходились с концами.

– Человек верит тому, чему хочет верить, - заметила мисс Каннингэм, смерив его профессиональным взглядом.

Пуаро запаниковал, почувствовав, что еще немного - и ему тоже поставят диагноз и определят его комплекс. Он решил предпринять ответную атаку. Общение с графиней нравилось ему, в том числе и из-за ее аристократического происхождения, и не мог он позволить этой очкастой девчонке с глазами цвета крыжовенного киселя и ученой степенью испортить ему все удовольствие!

– Знаете, что мне кажется удивительным?
– спросил он.

Признать вслух, что чего-то не знает, Элис Каннингэм не могла. Вместо этого она приняла вид скучающий, но снисходительный.

– Меня изумляет, - продолжал Пуаро, - что вы - молодая девушка, которая могла бы быть объектом поклонения - если бы постаралась, - ничуть не стараетесь хорошо выглядеть! Посмотрите на ваш жакет и юбку с огромными карманами, в таком наряде только в гольф играть. Но здесь-то не поле для гольфа, здесь - погребок, в котором доводы"! но жарко, у вас даже нос вспотел и блестит, но вам не приходит в голову его припудрить! И губы вы красите без всякого интереса, не пытаясь подчеркнуть их изгиб! Вы женщина, но предпочитаете не привлекать к этому обстоятельству внимания. А почему, я вас спрашиваю? Это же так обидно!