– Ну, и чего ты подсунула моей супружнице? – строго спросил он.

– Распашницу, – ответила Нежка. – Добрый товар. Убедись сам, жадобный мой[8].

Денис начал рассматривать летнее платье и не нашёл в нём изъяна. Новое. Сшито старательно. Бирюзовое с воротом цвета морёного дуба. Толгане такое к лицу: подчеркнёт белизну кожи. Вестимо, не шёлк, а киндяк[9]… но за такую цену…

Он ещё раз сурово посмотрел на Нежку, отсчитал ей серебро и вышел вместе с женой из лавки.

– ---

[1]Дьячная изба – обиходное название Приказной палаты. В первой половине XVII века она располагалась возле Входоиерусалимской церкви, недалеко от Софийского собора.

[2]Московское сидение – осада Москвы поляками в 1618 году.

[3]Лисовчики – отряды польских шляхтичей под командованием Александра Юзефа Лисовского.

[4]Червчатые – малиново-красные.

[5]Распашница – женское летнее платье с широкими рукавами. Застёгивалось на пуговицы.

[6]Корыстовный – в данном случае «уважаемый, влиятельный».

[7]Велесо – хорошо.

[8]Жадобный мой – «родненький мой», фамильярное обращение.

[9]Киндяк – хлопчатобумажная ткань.

Глава 44. Собиратель фибул

Заканчивался Великий пост. За два дня до Воскресения Христова у Варвары начались месячные. Почувствовав их первые признаки, она вытащила из сундука сухой сфагновый мох и кусок льняной ткани, сделала прокладку…

– Краски пошли? – спросил Денис.

– Сам видишь: я так и не зачала… – вздохнула она.

– Пост закончится – разговеемся, натешимся. Вот и зачнёшь.

– Нет, Денясь! – покачала головой она. – Что-то со мной не так…

В день Святой Пасхи[1] на улицах Новгорода разлилось половодье коробейников с варёными яйцами – и бежевыми от природы, и крашеными, и покрытыми узорами. По улицам ходили горожане с красными после разговения лицами и с возгласами «Христос воскресе!» целовали друг друга, не глядя на чины, титулы и возраст. К узникам в городской тюрьме выстроилась очередь с гостинцами.

Супруги причащались, как и положено, на Светлой седьмице. Денис не признался священнику, что женат на язычнице, а Варвара, смиренно подставив голову под епитрахиль, ни словом не обмолвилась о том, что не так давно принесла в жертву владычице воды человека и ягнят. Просто сказала: «Грешила по собственной воле. Виновна я перед лицом Господа. Раскаиваюсь во всём, что совершила, и уповаю на Его милость. Впредь обещаю блюстись. Святой отец! Прошу тебя, как имеющего от Бога власть отпускать грехи исповедующимся, простить меня и разрешить от грехов». Со вздохом облегчения она вышла из церкви и зашагала домой, ни разу не обернувшись и не перекрестившись.

Пасхальную ночь Денис и Варвара провели в Святой Софии. Не чтобы снискать благодать Господню, а из любопытства. Они понимали, что им, возможно, больше никогда не доведётся встретить Христово Воскресение в каменном пятикупольном храме с золотым шлемом. Не надеялись, что такое же чудо когда-нибудь построит Боборыкин в Тонбове[2].

Теснота и давка в Святой Софии была такая, что хрустели рёбра, однако супруги простояли там до утра. Вернувшись в заезжий дом, они рухнули на перину и уснули без задних ног.

Через неделю Михаил с Денисом вновь отправились в дьячную избу. Варвара, как только они отъехали, тут же юркнула в лавку к Нежке, и та отвела её к собирателю, благо идти было шагов сто.

Лавка была закрыта. Нежка прошла через чёрный вход и шепнула Глебу Завидовичу:

– Привела я ту девицу с золотой сустугой. Не христианка она, но в каких богов верует, не могу отолковать. Точно не в наших.

– Поглядим, – ответил купец. – Веди её сюда.

Нежка открыла магазинчик и пригласила Варвару. Та обомлела, посмотрев на прилавок. Такого обилия золотых и серебряных украшений она не видела даже во снах.

– Глеб Завидович был напереж золотых дел мастером, – шепнула ей Нежка. – Очень проворым, истинным кудесником. Страсть сколько денег накопил. Потом состарился, зоркость утерял. Сегошни торговлей занимается.

Скоро к ним вышел и сам хозяин ювелирной лавки – белобрысый, полноватый, жидкобородый, немножко женственный. Он прищурился, поглядев на Варвару.

– Ты Толга?

– Ну, я, – ответила она и показала Глебу Завидовичу сюльгам.

– Добрая сустуга, – заключил он, вертя Варварино украшение. – Ни разу не видел таких, с утиными лапками. Сколько за неё хочешь?