— Это хорошо, — протянула я, не показывая, насколько обрадовалась, — но вопросов у меня много.

— А я не справочная! Хочешь желание загадать — загадывай! Только формулируй нормально, а то начнёшь что-то там невнятно бормотать, леший разберёт, что ты имела в виду! Я ж не телепат какой, чтобы желания угадывать, я чётко по формулировке работаю.

Резонно. Когда я попросила, чтобы кто-то пришёл и всё объяснил, зеркальце почти сразу болотницу прислало с ответами.

— Но вернуть меня в мой мир ты не можешь?

— Не могу, — насупилось зеркальце.

— Ладно. А сил у тебя много осталось?

— Ну… как сказать… от желания зависит же. Чем сложнее желание, тем больше ворожбы уходит на его исполнение. Особенно если нужно кардинально чужие судьбы менять, тут уж прорва сил нужна.

— А какие желания можно загадывать? — осторожно уточнила я, боясь спугнуть внезапную откровенность.

— Разные. Я их исполняю, насколько хватает сил. А когда силы почти выйдут, я тебя предупрежу, что желание осталось только одно. После этого ты сможешь решить, как его использовать. Или для себя загадать, тогда я исполню и рассыплюсь на части. Или кому подарить, тогда я снова силу наберу и опять смогу волшебство творить, но уже для другого хозяина.

— Как интересно! То есть я могу тебя кому-то подарить, и ты снова начнёшь желания исполнять?

— Да, — буркнуло зеркальце в ответ, — только есть условия. Подарить нужно от всей души, искренне и безвозмездно. Продать, обменять или в ответ на шантаж отдать нельзя. И ещё одно правило есть: к старому хозяину вернуться я не могу. То есть подарить меня обратно тебе никто не сможет. Коли расстанешься со мной, то навсегда.

— Ясно. И на сколько желаний у тебя осталось сил?

— На два.

Да уж, негусто. Но лучше, чем ничего.

— А для себя ты желания исполнять можешь?

— Нет. Нету у меня желаний и быть не может, — недовольно закатило оно призрачные глаза. — Я же не человек. Я только чужие и могу исполнять. Но вечно все какую-то ерунду загадывают. Денег, власти, глупостей всяких. Бесит!

Это да. Мало ли какие у кого тайные комплексы. Небось, девушки загадывают грудь увеличить, а парни… не грудь, в общем.

— А ты прямо любое желание исполнить можешь? — заинтересовалась я.

— Нет, конечно! Прошлое менять не могу, давать жизнь не могу и отбирать жизнь не могу.

— То есть ни убивать, ни воскрешать?

— Не только. Например, не могу сделать так, чтобы ты забеременела и родила. Новая жизнь сама появляется, в это вмешиваться нельзя. А вот те жизни, что уже есть, могу менять.

Я погладила зеркальце по медной оправе, покрытой патиной.

— Это уже очень много. Мне жаль, что я так бездарно свои желания потратила, но я же не знала, что их так мало будет…

— Ничего себе мало! — возмутилось оно. — Единым махом пять желаний в первый же день загадала, и всё ей мало!

— Пять? — опешила я…

— А сколько?! — обиженно отозвалось зеркальце. — Сказочной жизни, подальше от дома, принца, любви и похудеть. Пять!

В общем, теперь я и правда дурой себя почувствовала…

Надо ж было так неудачно сформулировать!

— А потом ещё одно… — неверяще пробормотала я. — А ведь болотница и так пришла бы.

— Да, — ехидно раздалось в ответ, но потом тон диковины смягчился: — Но на него сил совсем немного ушло, болотница бы к тебе и так наведалась, просто пришлось чуть ускорить процесс.

— И что мне теперь делать?

— Не знаю. Принца ждать. Головой думать. Обо мне никому не рассказывать. Если узнают, что к тебе в руки попало, то никакой жизни тебе не станет, Маруся. За мною кто только ни охотится! Похлеще, чем за тобой! Уж ты поверь, каждому есть, чего хотеть.

— Хорошо. Никому про тебя не скажу, — заверила я.

— Лучше спрячь меня, — посоветовало зеркальце. — На груди. Так спокойнее будет.

И лицо в отражении при этом сделалось таким невинным-невинным, что не заподозрить его в каверзе стало просто невозможно. А ещё подумалось, что лицо всё-таки мужское, а значит, и интерес к груди у него исключительно специфического характера, тем более что лично мне желать увеличить грудь точно не надо.

С другой стороны, раньше я зеркалам грудь показывала, и ничего. Засунула зеркальце за пазуху так, чтобы ручка оказалась за поясом. Думала, что будет неудобно, но получилось вполне терпимо.

— Нет, ты не под сарафан суй, а прямо под рубаху, — запротестовало зеркальце.

— Обойдёшься пока! Ты на испытательном сроке. Будешь ещё хамить и обзываться — отправлю в банку с мышиным помётом, а будешь хорошо себя вести — так и быть, засуну под рубаху.

Из диковины послышалось обиженное сопение, но дурой меня никто называть не стал, из чего я заключила, что мы всё-таки договорились.