Вместо того, чтобы растаять в горячих лучах моего обаяния, он скривился и сказал:

— Следуй за мной.

— Разумеется, за вами — хоть на край света, — медовым голосом проворковала я, а он в ответ лишь дёрнул плечом.

Нужно запомнить, что флирт его бесит даже сильнее, чем неповиновение. Дойдя до своих покоев, князь приказал:

— Жди тут.

Он зашёл к себе и закрыл дверь, прежде чем я успела хоть одним глазком заглянуть внутрь. Пару мгновений спустя дверь приоткрылась, Кощеевичсунул мне в руки небольшой справочник и буркнул:

— Приятного чтения!

Пришлось отскочить, чтобы не получить створкой по носу, и я направилась к себе.

Книга была явно старая и называлась «Выдержка из Кодекса Жути Ночной».

Больше всего меня интересовали болотницы, и я открыла соответствующий раздел ещё на лестнице, потом дошла до светлицы, завалилась на постель и принялась читать.

Болотницы, они же зыбочницы, они же бочажницы, относились к живородящей нежити. Детей вынашивали сами или же вынимали из чрева утопшей в болоте беременной женщины. Их причисляли к хищным видам, питались они сырым, вяленым или мочёным мясом, охотились на людей и животных. Считались опасными тварями, чьи раны сами затягивались в мутной болотной воде. Жили они обычно около пятидесяти лет. Любопытно, что болотники тоже имелись, но их, как правило, рождалось крайне мало, и к управлению они не допускались, использовались исключительно для размножения.

Ясен красен, значит, у зыбочниц махровый матриархат.

Прочитав весь справочник, я отложила его в сторону и задумалась.

С болотницами имелась одна небольшая проблемка. Или проблемища, тут уж как повезёт. Чутьё подсказывало, что среди желающих лично пообщаться с князем будет и Нетеча. Вряд ли она такую возможность упустит. А если зыбочница выяснит, что я — навомирянка, то сразу же расскажет остальным о моём маленьком притворстве, повлёкшим за собой большую войну с лешим. И как я тогда их с кикиморами стравлю?

А мой грандиозный план заключался в том, чтобы перессорить всю нечисть, да ещё желательно так, чтобы она до людей не доколупывалась. Нет, может, кому-то и плевать на беременную девушку, уведённую в болото, а мне — нет. И на деток похищенных — тоже нет. Как и на заманенных в речной омут добрых молодцев.

Может, у Влада Кощеевичаи есть симпатии к нечисти, у меня их нет совершенно. И пусть сама я ведьма, но ведьма я не просто человеческая, а человечная, на том и буду стоять. Князь сам виноват — назначил не очень мудрое наказание. Думал, кикиморы меня своим верещанием измордуют до головной боли и мушек в глазах? Что ж, надо было думать лучше! И формулировать чётче.

Именно с такими мыслями я собиралась вечером в баню. Взяла с собой тончайшую чистую рубашку, накинула душегрейку и пошла отпаривать свои косточки. Если честно, ещё одна причина мутить воду среди нечисти была отнюдь не альтруистического характера.

Хотелось подразнить князя.

Почему? Вопрос, конечно, интересный. Но вот было во Владе — а особенно в его ледяном спокойствии — нечто такое, что бесило неимоверно. А чего стоило этого его «твоя красота на меня не действует»? Ладно бы он сказал, что я жирная и тупая. Я бы нарекла его козлом безрогим и смирилась бы. А вот так, когда красота вроде бы есть, но она не действует, это ж провокация чистейшей воды. Хочется красоту активировать так, чтобы она не просто подействовала, а прям пробрала основательно. Или на то и был расчёт? Да вроде нет…

В общем, пока я парилась в бане, мои мысли занимал исключительно князь, что само по себе напрягало. И выкинуть его из головы никак не получалось. Казалось, будто чёрные глаза смотрят прямо в душу даже тогда, когда самого их обладателя рядом нет. И не знаю, что в них цепляло сильнее всего: холод, уверенность в себе или затаённая тоска.

Отмывшись до скрипа, оделась в чистую батистовую рубашку, накинула душегрейку, вдела ноги в валенки и побежала по заснеженному двору в терем. От кожи сразу же повалил пар, разгорячённое тело обдало приятным морозцем, а настроение взметнулось на недосягаемую высоту.

Влетев в терем, я на входе столкнулась с князем. Он удивлённо воззрился в вырез моей рубашки, который я не удосужилась застегнуть: думала, шмыгну к себе в светлицу и спать лягу. А теперь путь наверх перегораживал Влад.

— Ой, извините! — попыталась я пройти мимо.

Но не тут-то было!

— На меня ваши уловки не действуют, — сурово, с чуть заметной хрипотцой в голосе заявил князь.

Так как смотрел он при этом мне на грудь, то я решила, что он к грудям и обращается. Мол, нет, проказницы, не действуют на меня ваши уловки, можете сколько угодно под рубашкой колыхаться, буду на это смотреть полчаса безотрывно, но равноду-у-ушно...

— Какие уловки? — весело спросила я, сводя прямые опущенные руки перед собой и сцепляя пальцы в замок. Ну что б Владу точно было на что посмотреть.

Уловки почуяли чужой взгляд и заинтересованным краешком выглянули из выреза. Князь шумно сглотнул.

Нельзя его винить. В плане груди у меня было на что посмотреть. И что потрогать. Князь наконец оторвался от созерцания моих прелестей, поднял бурлящий негодованием взгляд и ожёг им лицо.

— Я запрещаю вам в таком виде ходить по дому, — выдохнул он.