— Из-за чего вы подрались? — продолжала я допрос.

— Точно не помню, он назвал меня подонком, я его кретином, ну и все в этом духе. Кирилл настаивал на том, что такой нехороший человек, как я, не может быть рядом с тобой. Во мнениях мы так и не сошлись. Прибежали жандармы и увезли нас в участок, где посадили в один обезьянник до выяснения обстоятельств. Сидя за решеткой, мы поняли, что наломали дров и на рейс уже не успеем, но все равно мы оба испытывали огромное облегчение. Выпустив пар, мы смогли нормально поговорить. Я заверил его, что имею серьезные намерения, буду заботиться о тебе и никогда не предам. Он оказался хорошим парнем, и когда Лина приехала за нами, мы уже обсуждали горнолыжные курорты.

Я не верила своим ушам: впервые из-за меня кто-то подрался.

— Что ты делал на Тенерифе? — спросила я, переваривая информацию. — Я слышала от Палыча, что ты приезжал к нему в больницу.

— Все верно, его не хотели так скоро отпускать. — Он сомкнул пальцы в замок и смотрел на меня исподлобья. — Помнишь, я сказал, что всегда буду рядом? Во время про- екта я занимался установкой скрытых камер, в том числе в школе Алекса.

— Во всех комнатах? — спросила я, чувствуя, как у меня пересыхает в горле.

— Конечно. — Степан прожигал меня взглядом, нанося невидимые удары по моей совести. — Даже в темном складе с оборудованием для дайвинга.

— Я хотела тебе рассказать…

— Не будем об этом. — Он взял мою руку. — За достойных девушек сражались во все времена, а на войне, как говорится, все средства хороши. Кирилл не хотел отступать, а я наконец понял, что совершаю ужасную ошибку и рискую потерять тебя. Мы могли бы видеться чаще, но я постоянно сомневался в себе. Мои мысли заняты только тобой, ты мне безумно нравишься, но в тоже время я понимал, что должен соответствовать и оправдать доверие. Для меня это серьезный шаг, и я к нему готов. Если ты позволишь мне быть рядом с тобой, я каждый день буду доказывать правильность твоего выбора.

Закрыв глаза руками, я расплакалась. Внутри меня смешались стыд, злость, любовь и радость. Степан обнял меня.

— Я так долго этого хотела, — прошептала я. — Но все произошло совсем не так, как я представляла. Я сержусь на себя за свою слабость, что не смогла дать отпор. Ты постоянно будешь помнить об этом. Избалованный вниманием красивых девушек, сможешь ли ты найти в себе силы простить меня?

Степан посмотрел на меня, и я увидела себя в отражении его глаз. Он будто знал обо мне больше, чем я сама. Странное чувство охватило меня, словно на мне нет одежды, и Степан видит насквозь. Несколько минут он не отводил от меня взгляда, слезы мои остановились, я успокоилась.

— Смогу. — Он прижал меня к себе. — Пойдем на воздух, я тебе кое-что покажу.

Мы вышли из кабины, взяв с собой вино и пледы. Теплый ветер теребил наши волосы, на улице стемнело, и вода под нами казалось черной. Мы сели на нос яхты, свесив ноги вниз. Степан укрыл меня пледом и крепко обнял. Фантастический вид открывался перед нами. Париж горел миллионами разноцветных огней, как в канун Рождества. Над городом возвышалась Эйфелева башня, полыхающая изнутри раскаленным золотом.

— Дух захватывает, — сказала я, опустив голову на плечо Степана. — Удивительное место, так и хочется его нарисовать. Все-таки, поступив в художественный, я не ошиблась, создание картин мое призвание. Я счастлива, что поняла это сейчас, а не через двадцать лет, сидя в офисном кресле.

— Важно найти свое дело и заниматься им. Но окружающие нас люди часто пытаются отговорить нас и сбить с нужного пути. Не так трудно найти свое призвание, как суметь отстоять свою точку зрения и не пойти на поводу у других. — Степан убрал локон волос, упавший на мое лицо, и посмотрел вдаль. — Однажды я уже был здесь. Мой отец часто ездил в Париж по работе и брал меня с собой. Я не знал, что тогда он уже догадывался о связи матери с другим мужчиной, и не понимал его раздавленного состояния. Мне было одиннадцать лет, я не находил себе места в темной комнате отеля, пока папа лежал на диване, перещелкивая каналы на телике. Тогда я подошел к нему и сказал, что у него такой же взгляд, как у нашей собаки Дины за несколько дней до ее смерти. Отец посмотрел на меня печальными глазами, и в его голове что-то переключилось. Он вскочил с дивана и велел мне одеваться. Мы приехали на это место, и отец долго смотрел вдаль, пытаясь найти ответ на мучивший его вопрос. Видимо, он его нашел, потому что на берег он сошел другим человеком, утопившим свои оковы в Сене. С тех пор для меня это место перемен, отрывная точка. Поэтому мы здесь.

Впервые я почувствовала, насколько он близок мне. Казалось, что мы давно знаем друг друга, и родственность душ особенно ощущалась в этот момент.

— Я сейчас. — Степан встал и ушел в каюту.

Красивый женский голос запел из динамиков, гитара, труба и барабаны подхватили ритм.

— Люблю джаз, — сказала я, когда он вернулся и положил руки мне на плечи. — Потанцуем?

Он смотрел на меня как-то по-особенному, в его глазах появились нежность и желание. Я замерла.

— Неужели это произойдет прямо сейчас? — пронеслось у меня в голове, и от одной лишь мысли тело покрылось мурашками.

Я запустила пальцы в его взъерошенные волосы, а он провел кончиком носа по моей шее. Мы не торопились и, как сущности с разных планет, изучали друг друга по миллиметру. Его прикосновения были едва ощутимы, будто я состою из тонкого льда, и он, желая почувствовать меня, боялся сделать неверное движение. Кончиками пальцев Степан нащупал пульс на запястье моей руки и медленно провел ими вверх до ямки на локтевом сгибе. У меня перехватило дыхание, и кровь хлынула к лицу. Коснувшись рукой моей пылающей щеки, он провел пальцем по подбородку. Наши глаза встретились, и я заметила, как его зрачки расширились.