Не в силах больше терпеть эту сладостную пытку, я прикрыла глаза и почувствовала, как его горячие губы трепетно, едва ощутимо, коснулись моих. Я расслабилась в его объятиях и с каждым новым прикосновением губ мне становилось жарче, и приятное головокружение пробуждало во мне желание. Мой халат упал на пол. Степан взял меня на руки, донес до соседней комнаты и опустил на кровать. Его глаза скользили по моему телу; словно лев, заметивший добычу, он не сводил с меня взгляда. Он рухнул надо мной, и я увидела в его темных глазах желание. Я чувствовала, как его сильное, взволнованное сердце пытается пробиться наружу.

— Мне нужна только ты. Без тебя я не живу.

Он покрывал поцелуями мое лицо, мою шею, с каждой минутой мы собирались, как пазлы, в единый рисунок. Я доверилась ему, окунулась с головой в омут его глаз. И снова обрела крылья.

— Если ради этого момента мне пришлось пройти столь нелегкий путь, — подумала я, — тогда я готова повторить его снова.

С каждым новым своим прикосновением Степан будто разбирал меня на детали, открывая во мне самое сокровенное, тщательно спрятанное в дальних уголках души и сердца. Кровь пульсировала в нас, набирая скорость. Словно в тумане, я впилась ногтями в его сильную спину. Мы стали одним целым; мы приняли друг друга; мы завязали узел из веревок наших судеб; мы подписали добровольный приговор любить друг друга, несмотря ни на что. Бушующее море внутри меня достигло предела, и я разлетелась на мелкие кусочки, словно разноцветное конфетти.

Степан упал на спину рядом со мной. Я слышала его учащенное дыхание и улыбалась. Он сжал мою руку.

— Как полет в космос, — сказал он.

— Как Белка и Стрелка? — спросила я. — Или тебе больше по душе Гагарин?

— Пока не разобрал, нужна еще одна попытка, — улыбнулся он.

И мы снова окунулись в море страсти и блаженства, где нет ни времени, ни силы притяжения. А потом он сказал, поцеловав меня в макушку:

— Никому тебя не отдам.

— Осталось поставить на мне печать «Принадлежит Степану», — сказала я, ударив кулаком по его плечу. — Но если нет доверия, то никакие печати и кольца не помогут. Счастливую женщину видно по ее глазам, в них нет одиночества и страха. Только глаза несчастной будут искать любви, заботы и тепла, в них пустота и холод, потому что рядом с ней нет того, кто раскрыл бы ее душу.

— Я постараюсь, чтобы твои глаза всегда горели. — Он коснулся губами кончика моего носа. — Готов пролежать так неделю. Жаль, что на одном салате мы долго не протянем.

— Давай уедем куда-нибудь? Прямо сейчас!

Телефон Степана зазвонил. «Так. Да. Хорошо», — произнес он в трубку.

— Лина попросила составить завещание и подумать над местом моего погребения, если к восьми вечера ты не окажешься в отеле. Уже семь часов, нам лучше поспешить.

Он оделся, вышел из комнаты, а через минуту снова появился в дверях.

— Вы прекрасно выглядите, мадмуазель, но лучше вам надеть вот это. — Он кинул сухую одежду на кровать. — Что касается вашего предложения, то мы обязательно уедем и скроемся от посторонних глаз, как только проект закончится.

У набережной Степан заглушил мотор и кинул веревку мужчине, ожидавшему нас на причале. Мы вышли на берег и поднялись на оживленную улицу, где меня ожидало желтое такси.

— Я не хочу уезжать, — сказала я, обнимая Степана.

— А я не хочу тебя отпускать, — сказал он, целуя меня.

— Мадмуазель, вы едете? — спросил водитель, выглядывая из приоткрытого окна.

Я кивнула, и Степан открыл для меня заднюю дверь. Машина поехала, и я сдерживала себя, чтобы не обернуться. Чувство радости и окрыленности сменились грустью и щемящей тоской. Будто часть меня отсоединили и увезли в неизвестном направлении.

— Один день, — подумала я. — Я смогу прожить без него один день, а потом, если он не появится, лягу и тихонечко умру.

Такси высадило меня у знакомого отеля. Не думала, что вернусь сюда.

— Добрый вечер. — Приятный мужчина лет пятидесяти обратился ко мне на русском языке. — Будьте любезны, который час?

— Точно не знаю. Думаю, часов восемь.

— Благодарю вас. Угощайтесь. — Он протянул конфету в яркой золотой обвертке. — Не обижайте меня отказом, это лучший шоколад во Франции.

Я открыла конфету, откусила и зажмурила глаза от удовольствия.

— Действительно, очень вкусно. Приятного вам вечера. Сделав несколько шагов, я почувствовала головокружение, в глазах потемнело, сердце громко застучало в ушах.

— Помогите, — вскрикнула я и без сознания рухнула на землю.

Громко хлопнула железная дверь, и Вера пришла в чувство. Сидя посередине темной комнаты с завязанными глазами, она не понимала, что происходит. Ее руки были стянуты веревкой за высокой спинкой деревянного стула. Она хотела позвать на помощь, но не смогла разомкнуть губы: рот был заклеен скотчем. Свободными оказались только ноги.

«Что за глупые шутки? Очередное испытание? — терялась она в догадках, пытаясь ослабить веревку на запястье. — На этот раз они явно перегнули палку, как я должна выбраться?»