— И вам всего хорошего, госпожа ведьма, — уверила я её и продолжила прерванный ужин, да и моего маленького защитника угостила.

Чакхли поблагодарил меня за спасение и ужин, а потом проворчал:

— Ты не ведьма и не нойда, покамест. Поэтому останусь тут. Как бы чего не вышло. Выгахке по себе о других судит. Глупая колдунья не поверила ни одному твоему слову. Я попрошу братьев, пусть они хорошую оленью лопатку принесут. Добавим добрые травы и ягоды, обмажем глиной и закопаем в остывшие угли. К утру как раз будет готово. Ты спи, Виктория, спокойно. Мы за добро никогда злом не платим. Посторожим от лихих людей и нечисти из Мира Духов. Ты устала, а сил тебе ещё много понадобится.

Только сразу заснуть у меня не получилось. Маленькая женщина, она пришла с братьями спасённого мной человечка, строго на меня посмотрела и даже погрозила пальцем. Потом проворчала:

— Надо набраться сил, гостья с Большой земли. Иначе и сослуживцев не спасёшь, и сама пропадёшь. Прими от меня подарок. Только он изменит тебя. Сделает мудрее и сильнее. Ты всегда сможешь мысленно посоветоваться со мной. Не со всем, с чем ты столкнёшься, сможешь справиться без посторонней помощи, — мне в руки лёг тот самый шаманский пояс с серебряными бубенчиками, о котором рассказал Верховный бог этих мест Каврай.

Пока отложила его на стол. Я вымыла посуду водой из растопленного снега и поблагодарила:

— Спасибо, я вообще не знаю, что мне теперь делать со всей этой чертовщиной. Это не первая моя экспедиция на Терский берег. Только в этот раз что-то пошло не так, как обычно.

— Да, — вокруг моей талии чакхли застегнула красивый плетёный пояс с бисером и бубенцами, точно на шаманском бубне. — Если не будет иного выхода, Каврай оделит тебя великой силой. Нойдой станешь. Только в этом случае домой уже не сможешь вернуться. Будет тебе вежа в мире духов, а потом и спутник достойный в награду. Конечно, если не польстишься на более плохоньких женихов. Теперь спи уже. Самылко снова утром придёт тебя на зуб пробовать. Это надо ж было тебя одну в полярную ночь за пределами погоста оставить! Видимо, думает, утром сговорчивее будешь.

Забралась в палатку. Прикрепила на поверхность тёплого нижнего белья солевые грелки. Потом нырнула в спальный мешок и соскользнула в тревожный сон. Только в моём состоянии и он был большим благом для измученной непонятными испытаниями психики.

Проснулась я от возни за пределами палатки. Верховодила опять маленькая женщина. Её пронзительный голос перекрывал всё вокруг:

— Ты не Тала купец, а Тала глупец. Убирайся отсюда, медвежий сын.

Тут к ней присоединился ещё один женский голос. Был он крайне неприятным и ещё и ворчливым:

— Да что ж вам всем точно пойдой оленьей намазано? Ну, подумаешь, не похожа девка на саамок. Так это не повод бежать, хватать и за свадебный стол волочь силой!

— Оадзь, от твоей «красоты» мухи, мошка и комары на лету дохнут. Проваливай, откуда пришла, пока я тебе бока не намял, — Тала, видимо, уже имел дело с этой «вечно невестящейся нечистью», поэтому был категорически против такой кандидатуры.

Я выползла из мешка, вооружилась увесистым половником и выглянула из палатки. Картина маслом. Жуткая помесь человека, лягушки и паука старательно строила глазки не совсем незнакомому мне брюнету. Видимо, это был тот самый, который спрашивал, что я делаю одна на берегу Сейдозера.

Чакхли стало ещё больше. Только скандалистка оставалась только одна. Откуда она взяла увесистое полено я так и не поняла. Им она от души потчевала несговорчивого местного оборотня. Увесистая дубинка охаживала нахала в беспроигрышном режиме «на кого бог пошлёт».

Тот рычал, пытался отмахнуться или увернуться, но все его старания оказались напрасными. Об этом говорили наливающиеся лиловым шишки на лбу. Видимо, страдалец понадеялся, что толстая медвежья шкура защитит его лучше человеческой одежды. Поэтому перетёк в огромного зверя. Только от этого ему лучше не стало. Под весёлое улюлюканье Оадзь он ломанулся через густые заросли полярной ивы. Время от времени до нас доносилось обиженное рычание.

— Молодец, женщина чакхли, так его, криволапого и безмозглого! Отдай мне девушку, я её так спрячу, что никто не найдёт. Тем более Самылко. Придётся ему на мне, а не на Выгахке жениться.

— Проваливай, а не то и для тебя полено найдётся, а то и что поопаснее! — удивилась, когда увидела в руках у моей защитницы небольшой металлический меч с прямым лезвием, на его поверхности лунным светом горели незнакомые мне руны.

— Неблагодарные. Я ж от всей души предложила помощь.

— Проваливай туда, откуда пришла, Оадзь. Нам не надо помощи от нечисти. Сами справимся, — удивилась, что спасённый мной от Выгахке маленький мужчина заслонил меня своим телом, вложил в лук стрелу с калёным наконечником и натянул тетиву.

— Ухожу, ухожу. Зачем так горячиться? Злые вы, чакхли, и неблагодарные, — потом оживший кошмар обратился уже ко мне. — Наивная ты душа, Виктория. Кто ж позволяет на себя пояс нойды надеть? Смотри, станешь свежей кровью Терского берега.

— Это не страшно. Лишь бы не сгинуть также страшно, как Тамара. Да и в жёны к Самылко не загреметь. Мне такой супруг и даром не нужен!

— Дура, ты, дура, девка. Он с самими Ротой дружбу водит, а ты нос воротишь!

Тут я почувствовала, как меня схватили за плечи и попытались куда-то утащить. Не обернулась и со всей силы лягнула надоеду сапогом. Раздался звериный вой и странный хруст. Точно кто-то косточку сломал.