–  Папа, помоги. Там мама по «большому» в туалет хочет. А у меня Стасик. И Димка плачет…

Из меня словно воздух выпустили. Я обессилено плюхнулась на стул. Кося на меня глазом, отец выскочил из-за стола и, жалко улыбаясь, суетливо проговорил:

–  Одну секундочку… А то, знаете, она под себя ходит… Потом убирать, белье замачивать. Вы уж извините меня, пожалуйста.

–  Ладно, - сказала я и встала из-за стола.
– Я привезу вам то, что вы просите. Мне на это нужно несколько дней.

–  Хорошо, хорошо… - забормотал отец, и мне показалось, что в эту секунду ему гораздо важнее немедленно бежать к жене, чем получить с меня деньги.
– Пройдемте, пожалуйста.

Уже из коридора он прокричал в комнату:

–  Люсенька! Секундочку!.. Я только товарища из собеса провожу!

–  Где?! Где я ему достану столько денег?!
– орала я уже в состоянии истерики Кисуле и Гулливеру.

Десять минут назад я примчалась к ним на «хату», которую они на паях снимали у уехавшего инженеришки.

Девки ходили по квартире немытые, нечесаные после бурной «рабочей» ночи и долгого дневного сна. «Хата» была, как и все «хаты», предназначенные для свиданий проституток с клиентами: отдельная, однокомнатная, почти без мебели, с большой и низкой тахтой, или, как говорят, «станком», журнальным столиком и обшарпанным креслом. Зеркало у тахты, на стене японский календарь с голыми девочками; ванная с облупившимся кафелем и лучшей косметикой мира, около треснувшего унитаза рулон американской розовой «пуховой» бумаги. Загаженная пятиметровая кухня с двухконфорочной плитой вся уставленная бутылками из-под всех возможных и невозможных напитков. Валяются пустые банки из-под пива «севн-ап», «швепса» и «джинджер-эля»…

А в изголовье тахты обязательный двухкассетный «Шарп» с набором самых современных пленок.

–  Погоди, не ори, - сказала Кисуля.
– Сколько нужно?

–  Три! Три штуки он запросил!..
– крикнула я в ярости.

–  Мог бы и больше, не ты первая, - тихо сказала Гулливер и показала глазами на Кисулю.

–  Помоги, Кисуля!..
– взмолилась я.

–  Что же, у тебя «капусты» нет?
– не поверила мне Кисуля.
– Ты же последний год молотила, как лошадь.

–  Откуда. Я же не жмусь, как ты. Да, у меня было одиннадцать штук! Так четыре я тебе отстегнула за шубу, две себе оставила на жизнь, а пять положила в сберкассу на мамино имя, чтобы она потом без денег не сидела, когда меня здесь не будет! И все! И наличманом у меня сегодня полторы и хрен с прованским маслом!.. С материной книжки мне теперь не снять, в больнице ни у кого рубля лишнего нет. А нужно еще три тысячи доставать. И жить до зимы!..

–  У меня денег нет, - твердо сказала Кисуля.
– У меня все в облигациях трехпроцентного займа, а через две недели розыгрыш. Я не могу рисковать.

–  Гулливер! Симка!.. Ну, поскреби по сусекам, - униженно попросила я.
– Выберусь «за бугор» - сочтусь…

–  О чем ты, Танька! У меня все в валюте, я уже сколько не сдавала ее. Одного моего приемщика уголовка замела, сама сижу - трясусь. Второй - вот-вот загремит. У меня «деревянных» - кот наплакал. И на машину внесла - четыре сверху пришлось кинуть. Да разве я…

–  Что делать, девки? Что делать?
– Я была в полном отчаянии.

–  Что ты дергаешься, как свинья на веревочке?
– Жестко сказала Кисуля.
– Чего ты побираешься? Сама заработать не можешь? Выставка медицинского оборудования со всего мира приехала, пушники на аукцион собрались, работы в городе навалом, а ты тут казанскую сироту разыгрываешь?! Дерьмо собачье! Чище всех хочешь быть? Замуж вышла?

–  Ты в своем уме?!
– закричала я.
– Один привод, и для меня вообще все накроется!..

–  Кто тебя просит по гостиничным номерам шляться? Бери ключ от «хаты», плати нам полтинник в сутки и молоти себе на здоровье. Что для подруги не сделаешь…

Гулливер ошарашено взглянула на Кисулю, сказала:

–  Девчонки, я пойду на кухню, кофейку замостырю…

И смылась. Меня снова брали за глотку. Теперь - подруги.

–  Значит, с меня полсотни в день?
– усмехнулась я.
– А в месяц за «хату» двести?

–  Двести пятьдесят, - холодно поправила меня Кисуля.
– У тебя же экстренный случай. Дорога ложка к обеду.

–  Кому я валюту потом сдам? Я уж все концы растеряла…

–  Валюту я у тебя сама приму в лучшем виде, - рассмеялась Кисуля.

–  Господи… Что же я маме скажу, Эдику?

–  Скажешь, что тебя как образцовую медицинскую сестру срочно забрали на десятидневные военные сборы. Тем более что это будет почти правда.

В интуристовском крыле аэропорта Эдика провожали мама и Лялька.

Лялька глазела по сторонам, а мама горячо говорила Эдику:

–  Раз медицинский работник - значит, военнообязанный. Раз военнообязанный - значит, должен проходить какую-то там свою военную учебу. И раньше это было, но чтобы так экстренно!.. Эдик! Я очень волнуюсь - это не может быть из-за напряжения во внешнеполитической обстановке в мире?