И действительно, калитку она отыскала. Мария Ильинична дернула за ручку, но и эта дверь оказалась на замке. А замок увесистый…

В эту ночь чашу унижений пришлось испить до дна: Мария Ильинична полезла через забор. Но под утро от росы доски стали влажными, скользкими. Мария Ильинична сорвалась, зацепив подолом узкой юбки за острый выступ.

Материя затрещала и звонко лопнула. В сарае тревожно закудахтал петух, всполошились куры, а вслед за ними свиньи и поросята,

Где-то в соседнем дворе залаяла собака. Из-за дома вдруг раздался визгливый женский голос:

— Держи ее! Лови! Лови воровку!

Неужто это ей кричат вслед? Позор-то какой!

А голос между тем преследовал ее.

— Где эта потаскуха? Удираешь, подлая?

Женщина, казалось, исходила в крике и вдруг дико,

истерично захохотала. Это был какой-то нечеловеческий, жуткий хохот. Мария Ильинична опустилась на холодную, мокрую траву. Будь у нее силы, она бы втиснулась, иглой ушла в землю.

Но хохот не смолкал. Не выдержав, Мария Ильинична вскочила и, ничего не разбирая перед собой, бросилась бежать.

— Проклятый дом!

Она падала, путалась в картофельной ботве, поднималась и снова бежала. Несколько раз теряла туфли, с трудом их находила, а потом совсем сбросила обувь и бежала босиком. Сердце у нее совсем зашлось, дышать было нечем, но остановиться Мария Ильинична не могла: она думала, что вот-вот ее настигнет та страшная женщина.

Но вот огород кончился. Мария Ильинична увидела плетень из хвороста, а за ним… огород и новый дом.

Путь отрезан.

— Вот она, кара, божья! — в смятении произнесла Мария Ильинична и вдруг так же дико закричала. Совсем обессилев, она упала в густую ботву, зарыдала и вне себя от муки начала вырывать из земли кусты картофеля.

Рыдания ее усилились, она стала кататься по земле… Отчаяние, унижение. И нервы не выдержали.

То был очередной припадок.

Сколько так продолжалось, Мария Ильинична не помнила. Очнулась она от того, что услышала над собой голос:

— Господи, кто там кричит так?

У Марии Ильиничны не было сил подняться. На фоне посветлевшего неба она увидела старую женщину. Она стояла по ту сторону плетня и силилась рассмотреть ее.

— Никак, опять от батюшки? — всплеснула руками старушка и засуетилась. Господи, и что это за человек такой? Каждую ночь, каждую ночь бегут от него. Покарать его некому, нечестивца поганого.

И вдруг женщина рассердилась.

— Сама тоже хороша! По ночам шатаются, потаскухи проклятые.

— Бабушка, родненькая, помоги бога ради. Не могу никак выбраться отсюда, — с протянутыми руками бросилась к женщине Мария Ильинична.

— То-то, «родненькая», — передразнила ее-женщина. — А кто тебя заставлял идти сюда? Под ружьем гнали, что ли? У-у, бесстыжие! Совсем совесть потеряли. Нет на вас управы.

Ругаясь так, женщина что-то проворно делала руками.

— Ладно уж, иди сюда. Иди, иди, чего дрожишь? Не съем. Не ты первая, не ты последняя. Ни сна, ни покоя нет. Калитку всю ночь приходится держать открытой. Давай вот таким пташкам дорожку на волю. Ну, проходи скорей, чего стоишь! — прикрикнула женщина на Марию Ильиничну. — Уйду сейчас, тогда как хочешь выбирайся.

Этот довод заставил Марию Ильиничну устремиться в едва видневшийся проход в плетне. Заспешив, она снова зацепилась юбкой за слегу. Но уже не обращая на это внимания, Мария Ильинична дернула рукой за подол. Материя снова треснула.

— С ума сошла девка! — сурово прикрикнула на нее женщина. — Иль босиком выскочила?

— Там туфли… В огороде.

— Так иди найди их.

— Пусть остаются. Боюсь я…

— Фу ты, дура какая! Где ты их оставила?

— Здесь, кажется.

— Стой! Поищу сама. Стой, говорю, а не то кобеля спущу…

Старушка проворно проскользнула в щель, которую сама же сделала и, наклонившись, стала шарить по земле рукой.

Искала долго, ворчала, но все же нашла.

— Вот они. Держи — женщина протянула ей обувь.

Мария Ильинична послушно взяла, но не решалась надеть их.

— Ну, что стоишь? Надевай!

— Не-е надо, — заикаясь, ответила Мария Ильинична. — Н-ноги грязные…

— Ну ладно. Идем!

Женщина взяла ее за руку и, как девчонку, потащила за собой. Довела до ворот, обернулась и почему-то шепотом сказала:

— Туфли все-таки надень.

Мария Ильинична беспрекословно подчинилась.

— Иди, бог с тобой. Только в следующий раз умней будь. Поняла?

— Поняла, бабушка.

Женщина вздохнула.

— Ох, бабы, бабы! До чего мы доверчивы… — и с суровой жалостью сказала: — Глупа еще, неопытна, потому и попалась. Иди, чего стоишь?

Мария Ильинична медленно повернулась и, чувствуя на своей спине суровый и в то же время жалостливый взгляд незнакомой женщины, медленно побрела по улице.