Там, под цветущей липой, становится Кризас, тряся длинными космами и притопывая в такт ногой. В предклети усаживаются старшие во главе с Адамом из рая, а на отдельном плетеном кресле — молодая пара. Девушки и мужчины выносят скамьи. Кто притомился в танце, присаживается тут же на пригорке. Далеко разносятся музыка и песни: по ту сторону реки, где пересекаются дороги двух приходов, останавливаются проезжие. Один за другим сворачивают к реке два воза, и видать, как, забредая по колено в воду, пьют лошади. Проходит добрый час, а подводы все не трогаются, все прислушиваются сидящие на них люди. До вечера еще далеко, и медленно вытягиваются тени от бедняцких лачуг.

Симас смелеет. Его подзадоривают и пиво, и несмолкающие песни баб, которые всем гуртом неотступно дразнят его. Раскрасневшись, станцевал он польку и теперь каждую минуту шепчет что-то на ухо молодой. Наклонившись к своей жене, крутит пуговицу ее блузки. Упадет на голову молодой липовый цвет, сбитый птицей или пчелой, — она смеется. И на эту радость снохи, даже сами не понимая почему, тем же отвечают родители, родичи. Кажется, они мысленно нашептывают молодым: «И мы такими были…»

— Разойдись, мелюзга, мастер танцевать будет! — провозглашает музыкант.

В бабьей толпе ловит Девейка свою половину, которая причитает, что устала, попризабыла, не сумеет по-новомодному. Подергивая плечами, подмигивая гостям, разминая ноги, каблуком щелкая себя по заду, ведет мастер за руку матушку. Йонас, наклонив голову, любовно поглядывает на старичков; остальные становятся полукругом. Старушка, будто помолодев, смущенно кладет сухонькие руки на плечи мужу. Она уже заранее притопывает на месте, чтобы не ловить такт, когда мастер закружит ее. Только повернется танцор — матушка потешно выпячивает зад, упирается головой мужу в грудь. Кризас пиликает старинную мелодию, которая отлично подходит к этому танцу, напоминающему танец двух хромых. Он еще и песенкой помогает:

Мастер, словно поджариваемый на огне козел, подпрыгивает все выше, припадает на колено, вертится на одной ноге; несколько раз усаживает старушку на землю, опять поднимает и кружит, подзадоривая Кризаса:

— Быстрее не можешь? Поддай жару!

Трясется голова у старушки, кажется, вот-вот оторвется: косынка совсем сползла с седых волос, однако мастер не унимается — показывает, как танцевали в старину:

— Что, лапоть еще огня не высек? Жару]

И вот, когда мастер уже почти загнал свою старушку, скрипочка внезапно умолкает. Расступается полукруг зевак, слышатся крики, визг, опрокидываются скамьи, с предклети встают старики, словно во двор вбежал волк или в толпу ворвался вихрь и раскидывает всех, как снопы.

Подбежав поближе, люди видят осевшего с разинутым ртом Кризаса. Чувств он лишился, или быстрая чума свалила — почернел весь. Закапывайте в землю, тащите воду, качайте, может очухается! Какая у портного большая голова! Кто ж ее так раздул?

— Чума, чума!

Не хватало еще одного развлечения дому мастера — на голову портному опустился пчелиный рой. Многие видели только, как черное облачко с добрую шапку вылетело из-за крыши клети. В одно мгновение пчелы облепили космы музыканта.

— Воды несите!

— Веник! Веник с листьями!.. Сюда, сюда!

— Дымком бы покурить!

Как только Кризас поднимается с земли, все бросаются от него врассыпную.

— Ради бога, швец, только уж ты не шевелись! — кричит Раяускас.

— Пасечник, это ты их в кармане привез!

Как только большинство пчел переползает с лица Кризаса на голову и он уже может раскрыть рот, портной, сложив молитвенно руки, кричит:

— Добренькие пчелки, не кусайте!

— Господи, живьем заедят! Да делайте же вы что-нибудь..

— Не суетись! Швец еще жив!

— Ой, кусаются божьи твари!

Шум стоит на дворе, как на ярмарке, — одни советуют портному не дышать, другие — прыгать в пруд, бабы ищут святую водицу. Кризас, выставив руки, словно слепой, крутится возле липы: подайте ему скрипочку, он сыграет, подайте трубку — он угостит табачком пчелиную матку.

— Ай, больно!

— Живей решето! — приказывает пчеловод Адомас.

— Не дам голову резать! Я тебе не ветка! — отбивается портной от приближающегося Адомаса, вооружившегося гусиным крылом и решетом.

Стоящие поближе слышат спокойное гудение роя.

Раяускас велит кому-нибудь быстрее садиться в его повозку и гнать в Антиненай к Катилюсу, которому пчеловод только вчера вернул два пустых улья. Вожжи берет Йонас.

— Йонукас, проси от меня, я знаю — у него лишние. Расскажи ему, какое тут чудо! — и, накрыв своей бородой голову Кризаса, Адомас стряхивает с нее пчел голыми руками, будто мыльную пену.