Я всегда считал, что чувства между мужчиной и женщиной, со временем неизбежно теряют свою искренность. Я знал это по себе, и всюду видел подтверждения этому. Многим приходится сохранять видимость чувств до конца своих дней, а многие не скрывая живут врагами. В вечную любовь я верил всегда, но те редкие примеры, что мне посчастливилось встречать в жизни, убедили меня, что это точно мне не дано.

Сначала я старался не замечать, как постепенно Вера становилась, для меня, важнее моих друзей. А я становился, для неё, тем, кто может помочь. Вернее, это я хотел стать для неё тем, кто может помочь. Для мужчины, я думаю, это значительнее, чем настоящая любовь женщины к нему. Это нектар для мужского самолюбия. Но в то же время, я был готов прекратить всё в один момент. Не потому, что я был таким, а потому, что, как мне казалось, так было установлено самой судьбой. Как бы громко или глупо это не звучало.

Восьмого марта случилось то, что должно было случиться. Мои друзья, идя на поводу своих брачных вымогательниц, просили их руки у их родителей. Не для перепродажи этих рук чёрным трансплантологам, как бы мне хотелось, а образно. В связи с этим, для меня день Восьмого марта тоже становился трагическим. Я даже не нашёл в себе сил поздравить друзей, как положено. Я только умолял их играть свои свадьбы в один день, чтобы я не пришёл ни к тому, ни к другому.

После того, как мои друзья совершили этот позорный обряд, именуемый «помолвка», встречаться мы стали ещё реже. Теперь я мог общаться с ними только в присутствии их избранниц. С Егором я виделся хотя бы на работе и мог узнавать от него интересную информацию из жизни обручённых пар. Так, например, он рассказал мне об одном пари, на которое их вынудили Катя и Лена. Условие довольно унизительное, на мой взгляд. Мои друзья неосторожно дали своё согласие девчонкам, что до свадеб они не прикоснуться к спиртному. Ну, не дураки ли? Сами свадьбы планировались на лето. При нарушении данного соглашения, Штольц и Егор должны были выполнить по три желания своих подруг. Причём, девчонки предупредили заранее, что их желания будут самыми жестокими и безжалостными. Смешно было бы ждать чего-нибудь гуманного от этих аферисток. Меня возмутил сам договор. Получалось, что мои друзья были безоговорочно записаны их подругами в алкоголики, раз потребовалось такое пари. Я взял этот факт на заметку.

В один замечательный день нам с Егором удалось смотаться с работы пораньше. Вера не ждала меня так рано. Она открыла дверь радостно возбуждённая, сразу обняла меня и чмокнула в щёку. После нашего тайного сговора с тётей Светой, я чувствовал себя виноватым перед Верой и стал позволять ей все эти глупости: поцелуйчики, обнимайчики, романтические знаки внимания. Вере это, кажется, нравилось, а я терпел.

— Что за игривое настроение? — спросил я.

— Хорошо, что ты пришёл. Меня сейчас пытали.

— Кто эти изверги рода человеческого? — я заглянул в комнату и понял, что с «извергами» я нисколько не преувеличил. За столом пили чай Катя и Лена. Я кивнул в их сторону: — Они?

— Они, — засмеялась Вера и спряталась за мою спину.

— В чём дело, гражданочки? Вы что, ещё не в курсе, что пытки запрещены Женевской конвенцией? — как можно строже спросил я и повернулся к Вере: — Я бы тоже от чаю не отказался. Если, конечно ничего покрепче нет.

Вера упорхнула на кухню. Я сел напротив девчонок. Я склонился над столом и спросил вполголоса:

— Что здесь произошло? Вы чего с ней сделали?

— Мы сами не поймём, чего она вся сияет. Спрашивали, — не говорит, — тихо ответила Катя. — Думали, ты чего-нибудь объяснишь.

— Может, ты знаешь? — прошептала Лена.

Вера зашла в комнату с подносом, на котором была бутылка, стопки и вазочка с консервированными персиками. По лицам Кати и Лены, я понял, что для них это было неожиданно. А для меня это стало ещё и неприятным сюрпризом: это было вино, которое привезла тётя Света. Во-первых, я не знал, что тётка привезла не одну бутылку. Я бы давно нашёл способ выцыганить её у Веры и опустошить. Во-вторых, меня возмутило то, что это чудесное вино я буду вынужден пить с Катей и Леной. С теми, кто запретил прикасаться моим друзьям к спиртному, мне придётся разделить этот нектар. Проклятые лицемерки. В-третьих, они же точно не оценят превосходные качества этого напитка. Это же всё равно, что ходить с блюдом жемчуга по свинарнику и добавлять его в комбикорм. Я посмотрел на Веру с укоризной, а подруги с недоумением.

— А что вы так все на меня смотрите? — засмущалась Вера.

— Так ты объясни нам, дорогая, что за день сегодня такой, — выразила общее любопытство Катя.

— Может праздник какой? — спросила Лена.

— Да, сегодня самый настоящий праздник, улыбнулась Вера, — день весеннего равноденствия. Когда-то это был Новый год. Да вы что, люди, посмотрите день какой — настоящая весна пришла.

— Тьфу ты, Господи, напугала, — пришла в себя Катя.

— Ну это конечно как-то да, — выразила свою мысль Ленка.

Доисторический Новый год и начало весны — это было не самое страшное, что я боялся услышать. Я взял бутылку и разлил по стопкам. Вина я налил всем по минимуму. Настолько по минимуму, что Катя и Лена посмотрели на меня с подозрением.

— С Новым годом, с новым счастьем! — я быстро чокнулся со всеми. Вино показалось мне ещё вкусней и благородней. Я с неприязнью следил за подругами.

— М-м, нормальное такое винишко, — Катя выпила и потянулась за персиками. Я хотел кинуть в неё тапкой за это её снисходительное «винишко».

— Самодельное, между прочим, — поспешил сообщить я Катерине, но на самом деле, эта информация предназначалась Лене. Мы все знали, что она предпочитает всё только фирменное и ко всему самодельному относится с пренебрежением.

Лена сделала символический глоток, замерла и с фальшивой улыбкой поставила недопитую стопку. Причём, я уверен, что стоило бы мне только сказать, что это вино итальянской аристократической фамилии, и реакция Лены была бы совершенно другой. Фонтан её восхищений бил бы струёй кипятка весь вечер. Вера старалась не улыбнуться. Я понял, что она раскусила мой хитрый ход.