И созвездие Ориона там тоже было, похожее на паутинку из тончайших бриллиантов.

Я не знала, что это за вещица. Может, брелок. Однако, когда я случайно увидела ее в витрине маленькой стеклодувной мастерской, то сразу подумала, что она может ему понравиться. Я даже представила, как Ригель рассеянно катает этот шарик по ладони, читая книгу…

Лайонел задумчиво вертел шарик в руках, а я встала, чтобы выбросить ложку.

– Ручная работа, – сказала я. – Леди сказала мне, что он последний. Представляешь, она сама раскрашивает песок! Потом надевает что-то вроде увеличительного стекла, садится на табуретку и тонким пинцетом раскладывает зерна, пока…

Меня прервал звон стекла. У ног Лайонела блестели осколки шара. Я смотрела на них, не веря своим глазам.

– Ой, – сказал Лайонел, почесывая щеку. – Черт возьми! Прости!

Я подошла, опустилась на колени и сложила на ладонь крупные осколки. Мой оригинальный подарок… превратился в мелкие стеклянные кусочки.

Почему? Почему все всегда разбивается вдребезги, когда дело касается Ригеля?

Я накрыла осколки другой ладонью и посмотрела на Лайонела. В моих глазах, наверное, читалось ужасное разочарование, потому что он снова извинился. Однако я ничего не ответила.

Я вернулась домой с тяжелым сердцем. Мне очень хотелось увидеть, как Ригель отреагирует на мой подарок, хоть я и опасалась, что он его не примет.

– Ой, Ника, ты вернулась! – Анна стелила на стол лучшую скатерть. – Не могла бы ты отнести на место эту коробку, пока я заканчиваю сервировать стол? В маленькую комнату в конце коридора.

В этой комнате хранились вещи Алана. Я взяла в руки коробку и пошла выполнять просьбу.

Я включила свет и поставила коробку у шкафа. Здесь лежали свертки с одеждой, коробки, старые музыкальные компакт-диски и плакаты; были и книги, по большей части университетские справочники и учебники. Алан изучал юриспруденцию, как и Асия.

Я взяла в руки увесистую книгу «Уголовное право» и начала осторожно ее листать. Мне хотелось узнать какие-нибудь подробности о жизни Алана, а расспрашивать Анну я стеснялась: воспоминания могли причинять ей боль. Книга была в хорошем состоянии, страницы без загибов и пятен, а это значит, что Алан бережно с ней обращался. Я рассеянно прочитала названия глав: «Преступление жестокого обращения с детьми», «Преступление двоеженства», «Преступление домашнего насилия», «Преступление инцеста»… Я нахмурилась. В глаза бросилось слово «усыновление». Я сосредоточилась и прочитала:

«В процессе усыновления усыновленный на законных основаниях становится частью семьи усыновителя. Следовательно, в дальнейшем он является полноправным членом семьи.

Раздел 13A Уголовного кодекса штата Алабама гласит: сексуальные отношения или брак с членом семьи, кровным или усыновленным, согласно закону считаются инцестом. К таким членам семьи относятся: родители и кровные или усыновленные дети; кровные или усыновленные братья и сестры; сводные братья и сводные сестры. Инцест относится к тяжким преступлениям класса C. Преступники класса C наказываются лишением свободы на срок от…»

Я резко захлопнула книгу и положила ее на место, как будто она жгла мне руки. В ушах звенело. Я стояла, уставившись на обложку и толком не видя ее. Что-то безмолвное зашевелилось во мне, как штормовое море. Я не понимала, откуда во мне взялось это чувство пустоты. Что со мной происходило?

Я закрыла дверь и поплелась обратно в кухню. Мне мерещилось, что стены шатаются, все вдруг показалось неуместным, чуждым, как будто ось жизни сместилась.

С большим усилием я прогнала эти ощущения и заперла их глубоко внутри, прежде чем вернулась к реальности. Я заставила себя сосредоточиться исключительно на вечере и старалась не обращать внимания на тревожное чувство, которое меня не отпускало.

Ужин прошел тихо и спокойно. Наконец-то я познакомила Аделину с Анной и Норманом, которые зорко следили за тем, чтобы ее тарелка не оставалась пустой. Я несколько раз взглянула на Ригеля, пытаясь прочесть что-то на его лице, что позволило бы мне понять, оценил ли он все происходящее.

Прибыли торт и подарки, и я немного смутилась, вспомнив, что у меня для Ригеля ничего нет.

Когда на улице уже стемнело, Аделина решила, что ей пора идти. Норман предложил подвезти ее, но она вежливо отказалась. Анна поцеловала Ригеля и ушла в спальню, где к ней присоединился Норман, пожелав нам спокойной ночи.

– Спасибо за вечер, – улыбнулась мне Аделина и ласково погладила по руке, а затем подошла к Ригелю, который все еще сидел за столом. Я чуть не подпрыгнула, когда она наклонилась, чтобы его обнять. Мне показалось, я расслышала, как она прошептала:

– Подумай о том, что я сказала тебе на днях.

При этих словах Ригель отвернулся, словно не хотел ничего слышать. Аделина вздохнула и ушла.

Мы остались в гостиной вдвоем. Повисла тишина. Заметив, что я за ним наблюдаю, Ригель встал из-за стола.