Я смотрела на него ошеломленно, не зная, что ответить. Ригель сделал ко мне шаг.

– Как ты к нему относишься?

Я была так поражена поведением Ригеля, что, как завороженная, неотрывно смотрела в черную бездну его глаз.

– Что ты к нему чувствуешь? – Ригель рычал, но в его глазах пульсировала обида.

Я смотрела на него с удивлением, потому что этот вопрос сводил на нет доверие, которое, как мне казалось, связывало нас с недавних пор.

– Ничего.

Ригель посмотрел на меня со жгучей горечью. Он медленно покачал головой, словно узнал очевидный факт, который он не хотел признавать.

– Ну да, ты ведь на это не способна, – процедил он сквозь зубы, – ты не можешь. После всего, что он сделал, после всех его наглых, мерзких выходок, после того как он домогался тебя, ты все равно не можешь его ненавидеть.

Колючие слова. Я чувствовала, как они ранят меня, проникают под кожу, потому что… они были правдой. Глупо это отрицать. Неважно, как сильно Лайонел меня огорчил или обидел. Я не умела ненавидеть.

Зато я знала, каково это – испытывать на себе чью-то ненависть. Кураторша впечатала ее мне в тело, так что меня начинает трясти при одном только воспоминании. Ее ненависть сломала меня, растоптала, изуродовала. Моя душа покрылась трещинами, и я не смогла вырасти, навсегда осталась изломанной, хрупкой маленькой девочкой.

Вот что оставила во мне чужая ненависть – ущербное сердце, искавшее в других добро, которого не нашла в Ней. Я бабочка, которая видела свет во всем и вся, даже если этот свет порой грозил гибелью.

Я посмотрела на Ригеля потухшими глазами и тоже покачала головой, отгоняя болезненные мысли.

– Это неважно, – мягко сказала я.

– Разве? – Ригель зажмурился от гневной боли. – Как же так? Тогда что для тебя действительно важно, Ника?

Что угодно, только не это.

Я сжала пальцы в кулаки.

Ригель был последним, кто мог задать мне этот вопрос.

– Я знаю, что важно, – прошептала я и не узнала свой голос, в ушах шуршала кровь, я подняла на Ригеля блестящие от слез глаза. – Кажется, я ясно дала тебе понять, что для меня действительно важно.

Ригель приподнял брови.

– Неужели?

– А вот ты, – сорвалось с моих губ, – тебя никто и ничто не волнует! Ты даже не заметил, как Аделина смотрит на тебя! Ты ведешь себя так, как будто мы ничем не рискуем! Знаешь, что будет, если о нас узнают, Ригель? Или тебе на это тоже наплевать?

В эту секунду сомнения и неуверенность взяли надо мной верх. Стиснув кулаки, я тщетно пыталась сохранить внутреннее равновесие, но нахлынувшие эмоции успели отравить мое сердце, напомнив, какой маленькой и напуганной девочкой я была. И свой страх оказаться недостаточно хорошей я впервые проецировала на Ригеля.

– Ты играешь с огнем. И, кажется, тебе это нравится. Даже сидя за столом с другими, ты дразнишь судьбу и при этом имеешь смелость намекать, что это я не знаю, что важно!

Я была не в себе, но не могла остановиться. Ситуация сложилась невыносимая. Ради нас с Ригелем мне пришлось пойти на компромисс с собой и лгать единственному человеку, который по-настоящему меня любил, единственному, кого я никогда не хотела обманывать, – Анне.

Я выбрала Ригеля, но этот выбор разбил мне сердце. И я сделала бы это снова – еще десять, сто, тысячу раз, только бы остаться рядом с ним. Я разбивала бы сердце снова и снова, но все равно выбрала бы его. Я всегда выбирала бы его.

Но я сомневалась, что Ригель поступил бы так же. Он никогда не давал мне ни малейшего повода для уверенности в этом. Я призналась ему, что хочу, чтобы он был рядом со мной, я открыла ему сокровенную часть своей души и осталась открытой для его молчания.

– Я рискую всем. Всем, что мне дорого. Но ты, кажется, этого не понимаешь. Иногда ты ведешь себя так, как будто тебя это не касается, как будто для тебя это всего лишь иг…

– Нет! – резко прервал меня Ригель, закрыв глаза. – Не говори так.

Он открыл глаза, и я увидела, как что-то яростно дрожит в глубине его взгляда.

– Не смей так говорить!

Я грустно посмотрела на него и снова покачала головой.

– Если честно, то я даже не знаю, что для тебя важно, – горько прошептала я. – Я никогда не знаю, о чем ты думаешь и что ты чувствуешь. Ты знаешь меня лучше, чем кто-либо, но я тебя почти не знаю.

Нас словно отбросило друг от друга на расстояние в несколько световых лет.

– Я тогда сказала, что ты нужен мне такой, какой ты есть. Это правда. Я не жду, что ты ответишь на мои слова или сразу откроешься. Мне достаточно просто тебя понять. Но ты меня отталкиваешь. Чем ближе я подхожу, тем сильнее чувствую, что ты не хочешь меня к себе подпускать. Причем меня даже больше, чем других, и я не понимаю почему. Мы оба сломаны с детства, но ты не открываешь мне свое сердце, Ригель. Ни на секунду.

Я чувствовала полное опустошение и видела в глазах Ригеля лишь непроницаемую черноту. Какой человек скрывался за этим взглядом? Чувствовал ли он мою боль и желание быть частью его мира в той же мере, в какой он был частью моего?