Они смотрели на меня выжидательно, стараясь сквозь мою апатию разглядеть знакомую им Нику, увидеть на моем лице хотя бы намек на прежнюю веселость. Я была не в себе, подумали они и решили пока оставить меня в покое.

Только когда подруги были уже у двери, я услышал свой тихий шепот:

– Он защитил меня.

Мики, которая шла последней, остановилась и оглянулась на меня, а потом, прежде чем уйти, взглянула на Ригеля.

Оставшись одна, я обвела глазами палату и наконец посмотрела на свои руки. Они были совершенно белые, как будто обескровленные, и голые от запястий до кончиков ногтей. Пальцы тут и там были усыпаны розоватыми отметинами, небольшими порезами и шрамами. Я медленно посмотрела вверх. Медсестра устанавливала капельницы у кровати Ригеля.

– Мои пластыри, – пробормотал я, – где они?

Медсестра поняла, что я за ней наблюдаю. В моих потухших глазах, наверное, загорелся слабый огонек, на который она не могла не отреагировать.

– Они тебе больше не нужны, не волнуйся, – любезно ответила она.

Ответ не показался мне убедительным. Медсестра подошла, указывая на мои пальцы.

– Мы продезинфицировали все твои порезы. С ними все в порядке.

Она наклонила голову и улыбнулась, но мне не хотелось улыбаться в ответ.

– Ты занимаешься садоводством? У тебя столько шрамиков на пальцах!

Я молчала, как будто не слышала вопроса, и смотрела на нее.

– Я хочу… свои пластыри.

Медсестра часто заморгала, силясь меня понять, и сказала:

– Но ведь они тебе больше не нужны.

Возможно, она подумала, что моя бессмысленная просьба была следствием пережитого шока. После моего приступа безумия, когда я кричала, царапалась, вырывалась и выдернула иглу из вены, медсестры в отделении посматривали на меня с опаской.

В любом случае медсестра почувствовала облегчение, заметив кого-то на пороге палаты. Она быстро повернулась и исчезла, вынудив меня поднять глаза на незваного посетителя.

Лучше бы я этого не делала. Воздух вокруг меня сгустился, стало трудно дышать, в горле застрял комок. В пространство палаты вторглось чужеродное тело – Лайонел.

Морщинки вокруг глаз, искусанные губы – это все что я успела заметить, потому что почти сразу же перевела взгляд на стену.

Я хотела остановить его, сказать, чтобы он не подходил близко, но не смогла издать ни звука из-за спазма в горле. Он встал возле моей кровати, и впервые за все время я хоть что-то почувствовала: сильно пожалела, что не могу бегать, а то меня здесь уже не было.

Минута, пока он, подыскивая слова, стоял рядом, тянулась вечно.

– Наверное, я последний человек, которого ты хотела бы видеть.

Он не смел взглянуть на Ригеля. У меня скрутило живот при мысли, что Ригель сейчас лежит рядом, находясь на грани между жизнью и смертью.

– Я… слышал, что ты разговаривала с полицейским и сказала ему, что это был несчастный случай. Спасибо тебе за то, что сказала правду.

Мой взгляд застыл на стене. Лайонел жадно искал его как человек, который не знает, как искупить свои грехи.

– Ника, – умоляюще прошептал он, потянувшись к моей руке, – я не хотел…

Он вздрогнул оттого, как резко я отдернула руку, рискуя вырвать трубочку капельницы. А потом я посмотрела на него, горя от гнева. Моя рука подрагивала, когда я медленно произнесла ледяным тоном:

– Никогда больше не прикасайся ко мне.

Лайонела задела моя реакция, такого он от меня не ожидал.

– Ника, я этого не хотел, – в его голосе слышалось раскаяние, – поверь, мне очень жаль! Я не должен был говорить тебе такие вещи, но потерял над собой контроль… Ника, клянусь, я случайно тебя ударил!

Он посмотрел на лопнувший капилляр в моем глазу и прикусил губу, опустив лицо. Он по-прежнему не смотрел на Ригеля.

– Я никому не скажу о вас двоих.

– Это уже не имеет значения, – прошипела я.

– Ника!

– Нет, – прошептала я. – Это уже не имеет значения. Я считала тебя своим другом. Другом, Лайонел… Ты вообще знаешь, что означает слово «дружба»?

Мой голос превратился в злое шипение. Это была не я, всегда милая и вежливая, улыбающаяся при любых обстоятельствах, с кристалликами удивления в глазах, с цветными пластырями на пальцах.

Сейчас во мне говорила та девушка, чьи рассказы он прерывал на полуслове. Чей подарок он разбил возле киоска с мороженым. Чей приход на вечеринку закончился бегством и страхом, когда ее схватили его руки. Чье сердце разрывалось от разочарования, когда он с гневным отвращением накинулся на них с Ригелем, поклявшись выдать их тайну.

– Я все тебе простила бы. Все, но не это.

Я знала, что он не виноват в случившемся. Тем не менее, подводя черту под нашей «дружбой», которая началась с маленькой улитки, я попыталась вспомнить, проявлял ли Лайонел хоть когда-нибудь бескорыстный интерес ко мне? На память ничего не пришло.