Ника смотрела на него не дыша. Так проникновенно она еще никогда не смотрела. «Вот бы это длилось вечно», – подумал Ригель.

– Мне нравится, когда ты улыбаешься, – прошептала Ника.

Роза в ее руке дрогнула, и, видя Нику такой, с раскрасневшимися щеками, взволнованную, Ригель почувствовал непреодолимое желание прикоснуться к ней. Он погладил ее по волосам и привлек к себе. Прижал Нику к себе так крепко, что на секунду испугался, что может сделать ей больно.

Боже, ее волосы, ее запах и ее сияющие глаза, которые всегда смотрели на него без страха и с надеждой. Она его звезда.

Пока точильщик требовал попробовать ее манящие губы, Ригель думал, что готов рассказать ей обо всем, что всегда носил в себе, прямо здесь и сейчас. Теперь, когда все муки остались позади.

Рассказал бы, что все время любил ее, с самого детства. И ненавидел ее, потому что, как он думал, она его не замечала и не знала, что такое любовь. И ненавидел себя за это мучительное чувство, от которого было и хорошо и плохо одновременно, потому что распускавшиеся внутри него розы нещадно кололи сердце шипами, такими же, как у этой розы, которую Ника держала сейчас в руке.

Он мог бы прошептать ей на ухо столько всего, мог бы сказать: «Я люблю тебя до безумия». Но вместо этого, запустив руки в ее волосы, он сказал:

– Ты мой Творец Слез.

И Ника, такая милая, маленькая и хрупкая, улыбнулась через слезы, потому что поняла, что` ей сказал Ригель.

Ты причина моих слез и моей радости.

Ты наполняешь меня жизнью, благодаря тебе моя душа обрела способность чувствовать.

Ради тебя я готов терпеть любую боль, потому что звезды стоят того, чтобы шагнуть во мрак ночи.

Кто ты для меня, я до конца не смог бы выразить словами.

Он поцеловал ее, погрузившись губами в ее мягкие сладкие губы.

Ника обхватила его лицо ладонями, и Ригель подумал, что ее руки приносят ему облегчение от боли, источником которой могла быть только она одна.

Ее черная роза и все цветы, которые дарила Ника, напоминали ему о лепестках и шипах, которые навсегда останутся в его душе, потому что они всегда были частью его самого.

В небе сияло июньское солнце. Воздух был теплым и легким.

Двор школы тонул в веселом гомоне школьников и их родственников: сегодня был выпускной.

Бабушки и дедушки гордо обнимали своих внуков, а родители их фотографировали. Мягкая музыка, льющаяся из динамиков, не мешала разговорам.

Это был один из тех дней, которые, наверное, никогда не забываются. Даже в воздухе чувствовалось что-то волшебное, особенное, способное остаться в памяти навсегда.

– Улыбайтесь!

Анна взяла меня за руку, Норман обнял за плечи, а я развернула к камере диплом. Вспышка осветила наши улыбки. Мантия доходила мне до лодыжек, а квадратная шапочка придавала мне вид скорее смешной, чем торжественный.

– Вы очень хорошо получились! – Билли захлопала в ладоши, и золотая кисточка на ее шапочке запрыгала туда-сюда.

– Ты поистине искусный фотограф, – сказал Норман, застенчиво улыбаясь, возможно, потому, что уже сделал много наших снимков.

Билли обрадовалась еще больше.

– А теперь мы должны сфотографироваться все вместе! – сказала она восторженно. – Повешу снимок дома в коридоре, прямо напротив входной двери!

Она подарила нам самую счастливую улыбку, какую я когда-либо у нее видела. Глаза Билли сверкали, как драгоценные камни. Она повернулась и побежала к своим родителям, которые болтали с родителями Мики.

Маму и папу Билли было нетрудно разглядеть в толпе, они напоминали пару разноцветных попугаев: на нем тропическая рубашка, а на ней – огромные серьги, видимо, подаренные каким-то далеким племенем с Амазонки.

При знакомстве родители Билли с энтузиазмом пожали двумя руками мою руку, оглядев меня веселыми глазами, в которых посверкивали озорные искорки – такие же, как у моей подруги. Родители Билли мне очень понравились. Я знала, как важно для нее их присутствие здесь в этот день, и, судя по тому, с какой любовью они смотрели на свою дочь, не приходилось сомневаться, что они ни в коем случае не пропустили бы ее праздник.

Сейчас они, бурно жестикулируя, что-то рассказывали Блэкфордам, видимо, как убегали от обезьян. Амелия и Маркус, по-королевски сдержанные и вежливые, слушали их с легкой улыбкой, приобняв Мики с двух сторон.