Вчера, поздно вечером ей не спалось, и она решила прогуляться на заднем дворе. Ну, это понятно, полная луна, ночь – самое время в волчьей шкуре на воле побегать. Но, в облюбованном оборотнихой местечке уже шлялось пропавшее нынче умертвие. Тоже на луну завывало.

Скромная Аллина мешать чужой прогулке постеснялась и решила дождаться ее окончания в коридоре. Зачем ей понадобилось посетить именно этот кокретный дворик, мы уточнять не стали. Мало ли, может там какая-нибудь особо аппетитная косточка закопана? Зачем в чужие секреты лезть?

В общем, ждала, оборотниха, ждала… Вой прекратился, и она выглянула во двор, -- умертвия там уже не было. Ничего плохого она не заподозрила, погуляла, свежим воздухом подышала…

И только сегодня, после того, как о пропаже узнала, подумала: а куда собственно умертвие из дворика делось? Стены вокруг хоть и старые, но высокие, выход всего один, и около него она сидела. Получается, именно в этом месте наш постоялец и исчез!

В указанном дворике ничего подозрительного не обнаружилось. Я срочно собрала и опросила всех обитателей приюта, -- может еще кто решил этой ночью на луну полюбоваться? А заодно и что-нибудь полезное заметил?

Признаваться в любви к ночному небу и свежему воздуху постояльцы не спешили. Из мизантропии, вредности, приверженности идеалам демократии и прочих, непонятных нормальному человеку, побуждений. Но после пары скандалов, прочувствованной речи Дейва (подкрепленной кулаком тролля) и угрозы лишить ужина, свидетель все-таки нашелся. Это была очень хорошая новость!

Плохая заключалась в том, что очевидцем пропажи был фей Базилик. Да, феи – это не только добрые заботливые тетушки из сказок или нежно-зефирные воздушные девицы. Среди крылатого народца полным полно мужчин, а иначе как бы они размножались?

Ничего против расовой принадлежности нашего свидетеля я не имела. Вся беда в том, что он еще и поэт! То есть существо немного (или очень сильно) не от мира сего. Он даже о своей прогулке не сразу вспомнил, а уж про все остальное…

– - Это была прекраснейшая ночь, все вокруг благоухало, звезды сияли и улыбались мне, круглый шар луны падал прямо в руки и дарил вдохновение… Меня посетила муза! Умертвие…? Наверное, было… Что-то там выло, да… А потом как-то раз, и перестало… Или пропало, какая разница! Не помню… Но я написал об этом прекрасное стихотворение! Хотите, прочитаю?!

Знаю я эти его стихи! Пыталась как-то пристроить талантливого попаданца на должность придворного поэта к нашему герцогу. Ой, что было, даже вспоминать страшно!

С другой стороны, вдруг в них хоть какую-то зацепку найдем? В нашем положении выбирать не приходится, и поэме о пропавшем умертвии рад будешь.

– - Давай! – Обреченно махнула я рукой и приготовилась мужественно вынести все муки чужого творчества.

Поэт задумчиво порылся в карманах, за пазухой, в рукава, почесал кудрявую светлую макушку и, наконец, добыл-таки из-за отворота нежно-зеленых сапожек, смятый листок бумаги.

– - Баллада! – Драматично, с протяжно-заунывными интонациями загнанного на дерево кота, произнес Базилик. Он явно наслаждался столь редким и всеобщим вниманием, не желая терять ни малейшей его крупицы.

– - Темнела башни острой спица,

Смотрели хмуро небеса.

Пропал без вести гордый рыцарь,

Что вызов смело им бросал.

– - -- Погоди! – прервала я это мучительное приобщение к прекрасному, – Нам бы сейчас про умертвие! А про рыцаря потом нам почитаешь. Когда-нибудь…

– - Ну, дай хоть дослушать! Красиво так говорит, -- Прочувствованно всхлипнула Ольга. Мы с Дейвом почти одинаково закатили глаза. Все-таки есть в ней какая-то нездоровая тяга к поэзии: то дух Пушкина вызывает, то Базиликовым творением восторгается …

– - Это и есть баллада об умертви!
– праведно возмутился не понятый нами талант, -- Аллегорическая.

Я только вздохнула: если уж злобно воющая нечисть превратилась в гордого рыцаря, точности от такого свидетельства ждать не приходится. Но дослушать придется, - вдруг, что полезное заметим?

– - Взметнулись пламени порывы,

Путь освещая в неизвестность.

Его оплакивают ивы –

Осиротевшие невесты.

Он не убит, и не был ранен,

Но не оставим мы печаль.

Мерцаньем пойман, как сетями,

И унесен куда-то вдаль.

– - Пламя? – встрепенулась я, -- У нас там что, пожар был? Или это умертвие сожгли?

– - Нет, во дворе точно ничего не горело. Я бы учуяла, -- Уверенно сказала стоявшая здесь же Аллина.

Волчьему носу я верила больше, чем аллегорическим балладам, поэтому напустилась на скромно ожидавшего признания и аплодисментов автора: