Так мое расследование и застопорилось. Никто из постояльцев больше не исчезал; о пропавших не было ни слуху, ни духу; господин Наррин тоже о нас позабыл и из дома не вылазил. Мавки в кладовке сидели настолько тихо, что меня начинала грызть совесть: не слишком ли сурово этих дурочек наказала?

Домовушки восприняли мое ночное распоряжение с излишним и тревожащим душу (и желудок) энтузиазмом и окончательно переселились на кухню. Попытки изобрести то ли философский камень, то ли съедобно-вкусное блюдо из шия (обе – одинаково нереальные) шли с переменным успехом.

Сиреневый дымок ненавидимой всеми каши клубился по столовой, становился все более въедливым и концентрированным, сгущался в угрожающе лиловые тучи. Того и гляди, прольется на наши, ни в чем не повинные головы нежданным ( и не слишком прошенным) кулинарным шедевром!

Ольга и Дейв меня одинаково избегали, зато кошмары навещали почти ежедневно. Туманные преследователи чередовались с зеркалами, пронизывающий холод – с обжигающе яркими бликами, неизменным оставалось одно, - вкрадчиво зовущий голос и мои отражения.

Я настолько от них устала, что даже зеркало из комнаты убрать решила, но рука не поднялась. Изящная старинная вещь никакого отношения к непонятным снам не имеет, отправлять ее снова пылиться в какой-нибудь темной кладовке казалось почти жестокостью. Даже странно, никогда раньше я вещи не одушевляла и особой привязанности к ним не испытывала. А тут… неожиданно расчувствовалась.

Под влиянием внезапно нахлынувшей (и не слишком мне свойственной) сентиментальности, я все-таки выпустила мавок из узилища. И сразу же об этом пожалела. То ли глаз у болотных разбойниц дурной до невозможности, то ли магия особая – неприятности притягивать, но не успели они на волю выйти, как все наше недолгое затишье кувырком полетело.

Наскучавшиеся в подвале мавки за один день три скандала с драками устроили, и только мое обещание снова их запереть и дверь заколотить немного дебоширок успокоило. Никто из них вроде бы не чихал, но вирус склочной ругани по приюту так и расползался. Казалось, скрытое, подспудное напряжение так и рвется наружу из всех щелей, предвещая все новые и новые беды.

Почти одновременно с освобождением болотниц, и градоправитель из дома вылез. Близко с мавками он пообщаться не успел, но, не иначе, как тоже чем-то от них заразился. Или и раньше у них родство душ просматривалось, да я не замечала?

Едва отдохнувший от вечно мудрого правления город залихорадило. Указы и распоряжения воспрянувший господин Наррин выдавал со скоростью слетевшего с катушек конвейера. За время домашней отсидки столько в нем заботы о гражданах накопилось, что ее напор с трудом городские стены выдерживали. Ни спрятаться, ни скрыться, ни в бега податься – везде своим вниманием власть осчастливит!

Нас пока никто не трогал, и это настораживало сильнее любых угроз. Не такой градоправитель человек, чтобы просто так обиду спустить. Если сразу не отомстил, то такую пакость задумал – все черти в аду слезами зависти подавятся. И горячими сковородками себе по лбу хлопнут!

Я каждый день ждала стражников с ордером на арест, обвинения во всех грехах существующих (и специально для меня придуманных), приказа об уничтожении приюта, каторги… Но господин Наррин никогда особой любезностью не отличался и оправдать мои ожидания не пожелал. Беда пришла с другой стороны, откуда почти уже не ждали. Снова начали пропадать постояльцы.

Да еще какие!

Глава 17

О муках творчества – для окружающих.

К хорошему привыкаешь быстро. За последнюю неделю я почти уверилась, что больше никто из постояльцев не исчезнет. Но новый день встретил нас потерей – пропало одно из умертвий.

Для чего столь неприятное в общении существо могло понадобиться магистратским чиновникам – ума не приложу. Да и тварь из лабиринта показалась мне более разборчивой, не зря же именно на мою персону так нацелилась. Впрочем, кто-то из них уже утащил скелетона, лича и горгулью, так что о хорошем вкусе похитителя говорить не приходится. Скорее, о полном его отсутствии.

Пока мы ломали голову над очередной загадкой, в кабинет робко заглянула оборотниха Аллина.

– - Можно? Простите… Я про умертвие сказать хотела… Которое пропало вчера… Я видела, ночью…

– - Что?! Куда оно делось? Кто его? Как?

Под градом наших вопросов бедная девушка совсем растерялась. Она краснела, бледнела, нервно теребила свои роскошные косы и запиналась на каждом слове. Странный у нее все-таки характер для существа, что по ночам свирепым хищником оборачивается…

Общими усилиями удалось вытянуть из Аллины следующее: