Напряжение росло.

Леон нарушил тишину первым:

— По какому ты вопросу? Анеля ничего не говорила мне о сыне.

Оливер хмыкнул, поднеся к губам изящные пальцы. Леону невольно подумалось, что с такой натуры можно написать хороший портрет.

— Анеля не сказала? Значит, к слову не пришлось, да и придется ли? Она несчастна с тобой, и, как будущий брат, я тебе советую: что-то меняй, иначе ваша связь кончится.

Черные глаза вперились в изумрудные:

— Брат?

Оливер пояснил:

— По Магнусу. Сейчас это не важно. А вот состояние Анели меня сильно беспокоит. Имей в виду.

Обсуждать проблемы отношений с каким-то странным «сыном», более похожим на соперника, Леон желанием не горел. Но не верить нечеловеку, с легкостью оперировавшему кодовыми именами, оснований не было. Леон кивнул:

— Я тебя понял. Спасибо за информацию.

— Отлично. Прими к сведению, все это очень серьезно. У нас личное благополучие играет большую роль. Не умеешь вести себя с девушкой идеально, лучше оставь ее совсем. До встречи.

Оливер поднялся с дивана, удовлетворенно наблюдая, что его слова возымели на Леона эффект. Тот встал следом с некоторым секундным опозданием.

— Я провожу.

— Спасибо, так выйду, — Оливер телепортировался из студии.

Свои нынешние мысли Леон предпочел бы скрыть от посторонних.

Леон чувствовал себя оплеванным, и от немедленного разрыва с Анелей его удерживала, помимо карьерных соображений, лишь мысль, что ее лощеный безымянный «сын», гарантированно бывший не только и не столько сыном — Леон верил своей интуиции — мог соврать из собственных соображений.

Если же «сынок» говорил правду — думая об этом, Леон закипал от гнева — Анеля в любом случае скрыла от него наличие родственничка. А еще выбалтывала «сыночке» секреты о личном, и степень их подробности Леон не представлял, предполагая самое худшее.

Конечно, его будущая работа жрецом, навязанная Леону благодаря Анеле, явно предполагала публичность. Но одно дело слушать нелепые сплетни, и совсем другое, когда значимая для него женщина сама разбазаривает такую информацию!

Леон подавил порыв желания встретиться с Анелей немедленно — сдерживаться и оставаться разумным прямо сейчас не вышло бы.

Анелю хотелось придушить…

Они и так слишком много ссорились, все чаще занимаясь не любовью, а разбором претензий или упражнениями, необходимыми для перевоплощения.

Справедливости ради, придираться начинал сам Леон, Анеля обладала довольно легким характером, Леон же никак не мог справиться с внутренними демонами.

Те шептали и кричали, что несмотря на нынешнюю верность девушки, опыт Анеля имела не просто большой, а огромный. Настолько, что даже уверенный в себе Леон чувствовал неловкость от постоянных мысленных сравнений себя с другими. Действительно ли Анеля сравнивала своих любовников, он, конечно, не знал. Но сам бы он точно на ее месте не удержался. Эти подозрения вечно бередили его раны.

Глядя в будущее, Леон прикидывал, что на чужой земле будет волноваться еще больше, выглядывая любовников легкомысленной девицы, чего стоило их знакомство в клубе, в каждом встречном мужике!

Кроме того, Магнус вынуждал Анелю становиться жрицей. Сама она становиться жрицей абсолютно не хотела. Разрыв отношений с Леоном снимет с Анели все обязательства.

Его душу коварный бог получит в любом случае, Леону очень понравились предлагаемые бонусы.

Ну а Анеля идеально подходила для яркого приключения, на роль постоянной спутницы жизни она, увы, не тянула.

Приняв четкое решение расстаться, Леон испытал, наконец, облегчение. Он надеялся сохранить приемлемое общение с той, которую, наверное, тоже сильно обижал, не учитывая особенности ее культуры. Но закрывать глаза на личные гнетущие переживания было выше его сил. Зачем такие отношения, где вместо удовольствия одно страдание?

Кроме того, Леон осознавал, что с «братом по Магнусу» придется сталкиваться еще не раз, и конфликтовать из-за девушки, чье бурное прошлое он всяко не мог признать, невыгодно.

Леону оставалось дождаться, пока Анеля захочет почтить вниманием его студию.

Лукас с большим любопытством наблюдал метаморфозы Эстеллы.

Величавая, роскошная, недоступная, несмотря на суть должности жрицы, Эстелла приобрела поистине царственную грациозность, но то была не дурманящая пластика Лалии и не мягкая аристократичность Агнес. Пожалуй, больше всего сходства читалось теперь с Жизелью — столь же самоуверенно Эстелла распоряжалась чужими судьбами.