Ищущая.

И она чувствовала себя так плотно, основательно севшей в эту колею, как планета сидит на орбите у своей звезды миллионы лет.

Ищущая... Цесса попробовала имя на вкус. Оно давало надежду, оно сидело как влитое, оно ей нравилось.

Вот, значит, как... Ищущая. Что ж - она будет искать.

– Я знаю, как найти другого кандидата для расспроса. У падения вниз всегда несколько стадий. Это не обязательно потеря групповой принадлежности. Это может быть иная потеря человечности.

– Вон, Лекарь упоминал про человека-собаку, да и я слышал об этом чудике, - с ухмылкой сказал Паблито, - но это не то, что мы ищем. Он занял собачье тело и стал первой в мире говорящей собакой.

Машу в кресле меморизатора словно током прошибло - её недавний сон материализовался в её собственном будущем.

– Это то, Паблито. Я не шучу. Где этот человек?

– Ну хорошо. Он на...
– Паблито несколько секунд поискал странного человека-собаку в жизненном пространстве мира, но вдруг его лицо приняло озабоченное и несколько потерянное выражение, - его нет. Он был - и его нет.

– Я тебе сказала - это он. Где он был?

– На Цирке, где же ещё.

– Уверена, его нет сейчас на Цирке, - ответила Цесса, - там миллионы людей каждый день, они сразу заметили бы, что его нет в носителе. А ни один человек не согласится служить пугалом огородным и смотреть, как люди в ужасе отскакивают от него. Но на Цирк зайти надо - возможно, мы узнаем, где он на самом деле.

Цесса чувствовала, как внутри неё крепнет и укрепляет своё положение этот стержень имени, которое она ощутила каждой клеточной своей бессмертной души. Ищущая... Кажется, одно только имя перестраивало её кирпичик за кирпичиком, создавая заново из тех же кусочков и создавая нечто качественно иное, создавая из неё инструмент для достижения цели. И теперь этот инструмент обрёл острый ум и нос ищейки.

Даже Паблито удивлённо оглянулся на неё - Цесса сказала свои слова настолько уверенно и как-то по-другому, что, казалось, в носителе сидит другой человек, а не тот, что был ещё вчера. Но нет - все его чувства говорили, что это была та же Цесса, его Цесса. Только тепёрь вёл не он - вела она.

– Да, как скажешь, - только и ответил он, - пошли.

Цирк был не учреждением и не планетой - он был целой солнечной системой из семнадцати планет, каждую из которых занимала только индустрия развлечений от энтузиастов со всех концов известной вселенной. Цесса и Паблито через мгновение очутились на главной планете, что служила входом.

"Ну, что-то общее с современным цирком здесь есть, - подумала Маша, просматривая память будущего, - арлекины и пираты, циркачи и акробаты". Очевидно, способность вытворять самые удивительные вещи со своим носителем были интересны человеческому сообществу до сих пор. На огромной площади размером во многие квадратные километры, в небе над которой постоянно взрывались и исходили светом причудливые и завораживающие фейерверки, неслась мажорная музыкальная тема. А на площади и над ней то там, то сям происходили представления, которые окружали толпы зрителей - так, впрочем, что со стороны было понятно, что происходит на сцене.

На самых ближних к Цессе и Паблито площадках показывали себя два артиста. Один демонстрировал чудеса эквилибристики, балансируя на двух шестах, поставленных один на торец другого. Вторых было двое: партнёры показывали имитацию какого-то причудливого вида единоборств, нанося виртуозные, за гранью понимания удары и столь же неуловимо от них уклоняясь.

Цесса и Паблито, однако, не стали отвлекаться, тем более что они всегда могли при желании попасть сюда во мгновение ока. Эта планета не подходила - им нужен был мир другой специализации - планета с животными. Наскоро проконсультировавшись у дронов, курсирующих рядом, они перенеслись с четвертой на одиннадцатую планету, больше похожей с первого взгляда на саванну, только с фиолетовой зеленью. У местного дрона Цесса спросила (мысленно, разумеется, - кто же разговаривает с дронами голосом) про удивительного человека-собаку, и тот вложил в её голову координаты его ассистента. В тот же миг Цесса с Паблито очутились у здания, стилизованного под собачью будку самого что ни на есть двадцатого века - Маша сразу её узнала и поразилась, почему именно двадцатый век - собаки были у человечества всегда. Цесса же не поразилась, потому что просто не помнила подобное собачье жилище - память у людей Леттуа Гири была пусть и великолепной, но не настолько, чтобы одновременно помнить все бесконечные миллиарды лет жизни. При надобности она могла бы выцепить это знание из огромного кладезя информации в разуме, но сейчас не было никаких причин делать это.

Консультант, что вышел навстречу, не был столь весел, как клоуны на Главной.

– Человек-собака пропал и не собирается никому демонстрировать себя, - сказал он, - я не чувствую его. Вероятно, он решил потеряться.

– С ним что-то случалось в последнее время, ассистент?

– Нет, всё в порядке. Я думаю, это часть представления. Собаки в прежние времена временами терялись, бродя по ландшафтам и разыскивая хозяев, и человек-собака просто показывает эту часть собачьей истории, пропуская её через себя.

Паблито и Цесса переглянулись, но ничего не сказали.

– Давно ли человек-собака стал таковым?
– продолжила Цесса задавать наводящие вопросы.

– Да, пожалуй, скоро будет пять лет. Как раз после того как перестал быть человеком-слоном.

– Что?

– Я являюсь ассистентом человека-собаки уже около четырёхсот лет, и за это время он менял личины, исследуя братьев наших меньших. Основным постулатом его деятельности (выглядело так, что ассистент читал давно заготовленную лекцию для посетителей человека-собаки) является то, что нельзя понять жизнь низкого порядка, наблюдая за ней со стороны. Человек-собака раз за разом сознательно идёт на снижение уровня сознания, сопутствующее нахождению в низкоуровневом носителе. После жизни, проведённой в том или ином носителе, он тщательно систематизирует данные и приносит новое знание миру, в котором, казалось бы, известно уже всё. А я, его постоянный ассистент, присматриваю за человеком-собакой - или человеком-кем-то-иным - во время его научной работы в неподходящем человеку носителе.