— Поверь мне, она не страдает, — возразила герцогиня, недовольно выпрямившись. — Она слышит лишь тебя, чаще себя. Сколько раз я запрещала ей дотрагиваться до оружия?

— Дочь герцога в наше время, с нашим прошлым и только Небо знает каким будущим, должна уметь обращаться с оружием.

— Должна уметь, но не забивать им всю голову, — поправила Акме. — Я хочу тешить себя иллюзией, что ни Атанаис, ни Ишмерай, ни Гаспару и ни Акилу с Адиль не приётся участвовать в том безумии, в котором участвовали мы двадцать лет назад.

Гаральд нахмурился, но после грустно ухмыльнулся и произнёс, целуя Акме в висок:

— Советник Его Величества тешит себя иллюзиями… Да государь лишил бы тебя места, как только услышал бы подобное!

— Пусть лишает! Благодаря тебе я и так более не езжу в Карнеолас. Всем занимаешься ты и не даёшь мне шагу ступить.

— В Кеосе тебе делать нечего, пока супругой Арнила является эта жуткая женщина. Стоит мне отвернуться, и она напустит на тебя весь свой гнев и всю свою ревность. Ты всю жизнь мечтала трудиться в больнице. Вот и трудись. Тебе принадлежит главная больница Эридана.

— Но ты должен быть спокоен, ибо герцогиня Атии безмерно любит своего герцога, родила от него троих детей и ни разу за двадцать лет не дала повода усомниться в своей верности!

— Я сам себе завидую, — ответил герцог, прижал её к стене и начал целовать.

Снег мягкими хлопьями опускался на белые перины. Леса, горы, небеса и земля сливались воедино в этом густом священном безмолвии зимы. Яркий белый свет слепил глаза, а морозец щипал за щеки, разливая по ним румянец.

Ишмерай держала отца под руку и прогуливалась с ним по зимнему саду, наслаждаясь хрустом снега и свежим ароматом родной Атии. Отец улыбался спокойной счастливой улыбкой. Вся его семья теперь собралась вместе под одной крышей, чтобы встретить грядущие праздники. Герцог слишком долго этого ждал.

— Так хорошо дома! — тихо воскликнула девушка.

— Я очень рад, что ты приехала на каникулы.

— Мне осталось учиться совсем немного, — щебетала Ишмерай. — Всего шесть месяцев.

Гаральд усмехнулся:

— Боюсь, после окончания ты дома не задержишься.

— Почему же? — удивилась девушка.

Гаральд обернулся, кивнул на принца Марка, прогуливавшегося неподалеку с герцогиней, и фыркнул:

— Этот коршун летает над Эриданом, выжидая момент, когда сможет схватить тебя и унести в свой Карнеолас.

Брови девушки изумленно поднялись. Она, не понимая тепла, окутавшего сердце, воскликнула:

— Зачем ему увозить меня в Карнеолас?

— Надеюсь, что я ошибаюсь. Я слышал, ты хочешь продолжить обучение.

Ишмерай пробормотала:

— Ах, матушка рассказала тебе… Да, я бы хотела остаться в университете ещё на два года. Тогда я получу степень, которая позволит мне преподавать самой у младших курсов.

— Не понимаю, зачем тебе нужна эта наука! — вздохнул герцог. — Оставь её мужчинам. После обучения ты не вернёшься. Редко кто оставляет этот университет, если остается там преподавать. Наука затягивает людей, и они сидят в этих пыльных библиотеках до самой смерти. Как относится Марк к твоему желанию?

— Я не говорила ему.

— Я полагал, ты рассказываешь ему обо всем.

— Его мнение не изменит моего решения, — сказала Ишмерай.

— Разве нет? Что ж, я рад это слышать. Мне казалось, ты ценишь мнение принца слишком высоко.

— Разумеется, я ценю его. Он мой лучший друг. Но если ты позволишь мне остаться в Сильване ещё на два года, с чего я должна отказываться от этого, если это не понравится Марку? Да и с чего ему это может не понравиться?..

— С того, что у него на тебя явно есть свои планы. И, если мои догадки верны об их сути, эти планы мне не нравятся.

— Не понимаю, о чём ты говоришь, батюшка.

— Я надеюсь, Марк не примется добиваться того, чтобы ты поняла. Не в ближайшее время…

Ишмерай пожала плечами, не намереваясь развивать эту тему. Но она уже заметила, что последние полгода её друг ведёт себя с ней довольно странно, хотя и не понимала, какие планы могли быть у Марка в отношении неё.

Ишмерай получала образование в Сильване, в одном из старейших и самых знаменитых университетов, изучала историю, философию, искусство дипломатии, политическую науку и даже введение в военное дело, испытывая от изучения этих дисциплин не меньше удовольствия, нежели от литературы, музыки и танцев. Она была прилежной студенткой.