Шрифт:
— Это моя Родина.
— Да вы что? — Мила на секунду отвернулась от пейзажей. — Вы здесь родились?
— Было дело. И провёл детство и юность. Прежде, чем уехать в Москву.
Мила не стала допрашивать его об этом, стараясь насладиться ускользающей, отдаляющейся от неё красотой.
— Заедем на заправку, — разорвал её поэтические чувства Евгений Фёдорович практическим замечанием.
Они проехали ещё очень приличное расстояние, прежде чем добрались до заправки. Всего пара машин стояла у колонок. Они влились третьей.
— Давайте я схожу, оплачу, — предложила Мила свои услуги. — Мы так делаем с мамой.
— Сиди, — возразил Палашов. — Я не мама. — И, подумав немного: — Если тебе надо размяться, я остановлю чуть позже, погуляешь.
Мила пожала плечами, сделав жалостливые глаза и сжав губы, но он уже выходил из машины.
Заправка заняла минут семь. Пустив в салон глоток бензиновой вони, они снова тронулись в путь.
XXI
Для русского человека в дороге, как известно, туалетом служат придорожные леса, кусты и посадки. Пробираясь по минному полю, заложенному предшественниками, он ищет себе более или менее чистый укромный уголок, чтобы испятнать обувь мелкими брызгами мочи. Чем и пришлось заняться Миле, когда они остановились у проторённой не одной парой ног тропинки в лесок через кювет. Палашов в это время, стоя возле машины, пускал клубы табачного дыма, размышляя о несовершенстве бытия. Когда девушка вернулась из похода с выбившейся из-за уха прядью волос, он открыл ей дверь машины, молчаливо приглашая занять её место, а сам отправился повторить её совсем неромантическое путешествие. Увы, вдоль наших дорог невозможно повстречать первозданной природы, и майские ландыши на фоне дерьма и грязных пластиковых бутылок обычно удручают, а не умиляют.
— Привет! — слегка напугал девушку вернувшийся водитель. Она задумалась и не заметила, как он подошёл. — Я бы хотел показать тебе что-нибудь прекрасное и совершенное, какой-нибудь невероятный дикий уголок планеты, но сильно сомневаюсь, что его будет так просто найти. — Он сел и завёл машину. — Нигде невозможно остаться с природой наедине, всюду встречаются люди.
— Ну, может быть, всё-таки ещё сохранились такие местечки? Хотелось бы верить. Я думала, вам и среди людей достаточно одиноко, чтобы искать ещё большего уединения.
— Это твоё присутствие пробуждает желание оказаться на лоне природы. Не думаю, что с тобой будет одиноко. Мне нравится твоя компания даже тогда, когда ты играешь в молчанку. Так забавно наблюдать, как ты всеми силами стараешься избегать меня взглядом, особенно после того, как видела всю подноготную.
— Простите меня. Вы не так истолковали мои поступки.
— Вероятно, это ты недопонимаешь, как твои поступки отражаются на мне. Кстати, в этом сиденье редко кто бывает. — Он говорил о пассажирском кресле рядом с собой.
— Вы не понимаете. Я как будто конфетку украла из старого бабушкиного сундука. Так в два раза вкуснее.
— Ты лакомка, да?
— Оказывается, да.
— Я в детстве тоже любил конфетку спионерить. А что за бабушкин сундук?
— У маминой мамы в деревне был такой. С тяжеленной крышкой. Я с двоюродными братьями и сёстрами в него лазила. Бабушка думала, мы там не достанем. А, может, от крыс с мышами прятала.
— Надо же, прятала конфеты в старом сундуке.
Слова как будто вырвались у Милы сами собой:
— Вы ведь не опасны для меня?
— Ну, это смотря, как взглянуть на этот вопрос. Если ты не хочешь, чтобы тебя поневоле вожделели, не надевай такие коротенькие платьица и юбчонки. Ты должна обольщать умом, манерами, индивидуальностью. Хотя у тебя чертовски соблазнительное тело. Безусловно, женщина должна и обязана быть красивой, особенно, если ей больше нечего привнести в этот мир. Ведь женщина может быть невообразимо красивой! А тебе не нужно ничего для этого делать. У тебя всё есть. Чтобы соблазнить меня, тебе достаточно просто дышать рядом. И тебе, чувствую, при этом есть, что сказать и сделать. Твоя душа соблазняет ещё больше, чем тело.
Он жадно посмотрел на неё, и тут мимо побежали деревья. Палашов опять уставился на дорогу, и так, неся какую-то почти бессвязную околесицу, можно было договориться до чего угодно. Своя трясина всегда затягивает.
— Вы не видели Олесю Елохову…
— А надо? Увижу ещё. У неё такой типаж, на который соблазняются все?
— Она очень красива, и как будто не осознаёт этого. Она не избалована, не крутит хвостом. Такая тихая и скромная.
— И она затмила тебя в глазах Вани Себрова?
Вместо ответа Мила многозначительно вздохнула.
— Заметь, он был с тобой, а не с ней.
— Он был со мной из-за неё.
— Он пришёл туда из-за неё, но был с тобой из-за тебя. Я не сомневаюсь, что у Олеси есть на что посмотреть, но ты… Ты себя недооцениваешь. Может, моё мнение для тебя ничего не значит…
— Временами мне хочется быть красивой. А временами мне хочется просто быть.
Он сглотнул, представляя себя с ней. Он заперся бы на целую вечность, чтобы сполна ею насладиться. Он бы измучил её, себя и с радостью умер бы у неё на груди, не желая больше ничего. Да, определённо он опасен для неё.