– Так и есть: они только что удрали на нашей тройке!

Мы принялись осматривать внутренность двора.

– Князев, Сафронов!
– громко кричал Фёдор Михайлович, обегая двор.

– Скорее! Скорее! На помощь!
– вдруг раздались крики из темного вертепа.

Блеснул огонек. Он моментально стал разгораться в яркое пламя, и в ту секунду, когда мы ломились в заднюю дверь, чем - то забаррикадированную, в трактире уже бушевало море пламени.

Вдруг со звоном разлетелась оконная рама, и один за другим оттуда выскочили наши «лакеи».

– Живы?
– радостно вырвалось у Купцова.
– Говорите скорее, что там делается?

Агенты были в крови.

– При ваших выстрелах и при вашем приближении негодяи поняли, что все погибло. Часть их успела удрать, а хозяин, быстро потушив лампы, заметался, как угорелый. Мы притаились за столами. Тогда, очевидно, хозяин и еще несколько оставшихся воров выплеснули керосин и зажгли его, чтобы, пользуясь суматохой пожара, спастись бегством.

Внутри домика все трещало.

– Сдавайтесь!
– крикнул статский советник, - Вам не уйти, вы оцеплены! Сдавайтесь или сгорите!

Минута, другая... Наконец, задняя дверь распахнулась и из нее прямо в руки полицейским попало человек десять мрачных аборигенов страшного вертепа.

Наступало уже утро этой зловещей ночи, когда мы, разбитые, потрясенные, привезли, вернее, привели нашу славную добычу. Только у заставы мы нашли подводы ломовых, на которые усадили пленных и сели сами.

Купцов ликовал. Все поздравляли его с блестящей победой. Вся его шуба была в клочьях. Это красавица Груня во время борьбы располосовала ее своим страшным ножом.

Несмотря на ужасное утомление, Фёдор Михайлович сейчас же по прибытии приступил к её допросу, при котором присутствовал и я.

– Слушай, Аграфена, ты попалась. Запираться теперь поздно, глупо. Скажи, неужели это ты отрезала все десять голов? – спросил Купцов.

– А тебе не все ли это равно?
– дерзко ответила она, ни на йоту не смущаясь, и хищно оскаливая свои ослепительно белые зубы.
– Что вот вас не прирезала - про это жалею!

– Скажи, ты догадалась, что это мы приехали к тебе в гости?
– полюбопытствовал статский советник.

– А ты полагал нас провести?
– цинично расхохоталась Груня.

– Ты что же – атаманша?

– Атаманша.

– Кто же твои сообщники? Предупреждаю тебя: если ты откровенно сознаешься во всем и выдашь твоих молодцев, ты можешь рассчитывать на снисхождение суда.

– А ежели и не выдам, так дальше Сибири не угоните, ироды!
– расхохоталась она.
– А оттуда, эх как легко убежать! Не услышать вам больше ни словечка.

Никогда, до сей поры, не случалось мне видеть женщины, подобной ей. Это был действительно дьявол в женском обличии. Чтобы вырвать у неё признание, решили закрыть её в камеру и подвергнуть пытке: давать есть исключительно селедку и ни капли воды. Поглядим, как она запоет после. Ну что же, сказано – сделано. А пока без капли смущения, наплевав на приличия, я улегся на нарах свободной камеры и крепко уснул.

Проснулся, когда, несмотря на сентябрь месяц, темная и холодная ночь нависла над огромным городом, который, точно легендарное чудовище, начинал уже забываться недолгим тревожным сном.

Я брел вдоль канала первого кольца, высоко подняв воротник бушлата. Кое-где раздавался топот лошадей, бьющих железными подковами о камни мостовых, дребезжали колеса экипажей, порой доносились шаги запоздалых обывателей, неслись откуда-то, из мрака ночи, разудалая песнь подгулявшего мастерового и площадная, кабацкая ругань.

Нежданно, из-за угла дома вывалился долговязый господин совершенно бандитского вида, со свернутым набок носом.

– А ну, милок, подавай монетки, – потребовал он, ловко ухватив меня за грудки, – И не шали.

Не давая фору, я левой рукой схватил за рукав негодяя, а правую вставил под его плечо, сковав движения; подвернулся с подшагом и резко нагнулся, перебросив того через себя. Сбоку тут же подскочил невысокий крепыш и замахнулся, с намерением провести прямой в голову. Однако, я вовремя откинулся назад и выставил перед собой ногу.

Подошва сапога угодила тому по щиколотке и сбила рывок. Из-за этого удар вышел неточным и медный кастет промелькнул перед лицом. Я перехватил его волосатое запястье и дёрнул на себя; следом, врезал коленом в пах, двинул левой по печени и быстро отскочил назад, поскольку крепыш хоть и охнул, однако устоял на ногах. К тому же, негодяй с кривым носом поднялся и сверкнул крохотным ножом.

– Ну, ирод, конец твой пришёл!
– выдал он, заходя сбоку и держась за ушибленную поясницу.

Дело приняло неприятный оборот, отого я стал пятиться назад. Не известно, чем бы всё закончилось, ежели на противоположной стороне улицы не раздалась пронзительная трель полицейского свистка. Бандиты рванули в переулок, только их и видели.