– То, что Настенька жива – это счастье. Однако остальное? Как это всё понимать?

– Не могу знать, мальчик мой, не могу знать, - сокрушенно помотал головой Элиас.

Я одним махом осушил граненый стакан.

– С одной стороны, почерк шибко похож на сестричкин, – объявил я, вновь поднимая письмо, - однако, она заваливала букву «а» сильнее, чем того требовала письменность. Тут же, написано совершенно ровненько. Видишь? – ткнул я пальцем на бумагу, – Не верится мне.

– Думаешь, не Настеньки рук дело? – прищурился Элиас, – А письмо лишь провокация?

– Не знаю, друг мой, не знаю, – замотал я головой, – Я запутался, устал.

– Выглядишь ты и вправду скверно. Отдохнуть тебе надобно.

– Покой нам только снился, Элиас.

– Вот только где эти сны, Коленька? Загубишь ведь себя. Разве можно так форсить своим здоровьем.

– Как только разберемся с этим делом, заберем Настеньку и сразу рванем на Волгу: чудный, свежий воздух, волшебная панорама поволжских берегов, с их быстро сменяющимися картинами, полными чарующей прелести. Пароход, тишь да гладь.

– Твои слова да богу в уши, – причитал Корхонен, доливая до краев.

– Живы будем – не помрем, Элиас, – сказал я, опрокинув стакан. – Теперича, главное получить аудиенцию у Императора, а там план война покажет, – сделал я вывод. – Там все ответы, к гадалке не ходи. Сейчас остается только молиться. Другого пути я не ведаю. Ведь если всё написанное правда, то нас ожидает конец времен. Страшное это дело.

– В голове не укладывается... Как получим аудиенцию?

– Через три дня, на Осенины, Государь выступит с речью на Дворцовой площади. Есть у меня одна идея, однако возникнет потребность в твоей помощи, друг мой. Не откажешь? Больше просить некого. Засмеют.

Элиас тут же выпрямился, огонь кипучей энергии засверкал в его глазах. Точно полководец перед битвой, услышав первый грохот орудий.

– Не сомневайся, Коленька. Что нужно сделать?

– Расскажу позднее. Так надо. Только не серчай, – взглянул я с надеждой на старого друга.

– Да полно тебе. Давай, вздрогнем. Утро вечера мудренее.

На следующий день, крепко поразмыслив, я все же рассказал Купцову о своих намерениях. Фёдор Михайлович с пониманием выслушал мою исповедь и дал добро действовать инкогнито, обязуясь оказать всякое содействие.

– Будем надеяться, Николай Александрович, что всё получиться в лучшем виде, – задумчиво отвечал Купцов, – Имею опасения от того, что Император, думается, пребывает в дурном расположении духа из-за бунта.

– Прошу простить моё невежество, Фёдор Михайлович, о каком бунте Вы толкуете?

– Ох, это Вы меня простите, голубчик, – виновато взглянул статский советник, чиркая спичкою – Забегался и совершенно запамятовал уведомить.

– Не страшно, – поспешил я успокоить статского советника.

– Так вот в Питере, – щурясь от дыма, прикурил он папиросу, - работники подняли масштабный бунт на Путиловском заводе. К ним присоединились ещё Балтийский и Обуховский заводы. Рабочий люд собирается маршем пройти до Нового Петрограда, дабы подать Императору свои требования. Это без малого десять тысяч человек, понимаете? Армейские части привели в полную боевую готовность.

– Час от часу не легче, – потер я виски, – Видимо народ совершенно озлобился текущим своим положением.

– Очевидно, что так, – согласился Купцов, – Завтра все полицейские чины, как и жандармерия, будут брошены на сохранение порядка в городе. Вас же я освобождаю. Исполняйте задуманное, Николай Александрович, и заклинаю, будьте осторожны.

Я горячо поблагодарил Фёдора Михайловича и отправился домой, совершать приготовления.

Когда под ненастное утро я вернулся в «Механизмы и раритеты», Элиас, несмотря на раннее время, уже отпер лавку. Более того, в торговом зале оказалось не протолкнуться от посетителей - преподаватели гимназии чинно кушали кофий и обсуждали предстоящее выступление Государя, то и дело выбегая на улицу выкурить по папироске. Эдакое выездное заседание дискуссионного клуба.

Грядущая встреча с Императором невероятным образом воодушевила старого друга. Он словно помолодел на полтора десятка лет, и у меня не повернулся язык разочаровать его, заявив, что едва ли ему получится пробиться к Его Величеству через многочисленных жандармов императорской гвардии.

– Как я выгляжу, Коленька? — поинтересовался Элиас, пройдя в заднюю комнату в своих лучших визитке и полосатых брюках.

– Очень солидно. Ты всё твердо решил, друг мой? Остановись, пока ещё не поздно.

– И не подумаю, – гордо ответил Элиас, поправляя шейный платок, – Пойдем, извозчик нас ждет.

Оставив лавку на попечение нанятого Корхоненом студиозуса, мы вышли на улицу и велели извозчику ехать к Дворцовой площади, но, честно говоря, пешком получилось бы добраться до места гораздо быстрее. На дорогах было не протолкнуться от телег, карет и самоходных экипажей, да еще полицейские то и дело останавливали движение, давая проехать колоннам армейской техники.