В этом здании мы занимали целый этаж. У нас с отцом были собственные громадные личные покои, а слуг и стражу мы разместили в остальных помещениях на этаже. Вниз и вверх по этажам можно было перемещаться с помощью левитационных платформ-лифтов — ardak’had. Шахта лифта представляла собой простой провал, идущий через всё здание, и в этом провале к полу этажей крепились большие круглые платформы. Нужно было встать на них и мысленно, через кафф, приказать двигаться на нужный этаж — тогда круглая платформа отсоединялась от этажа и плыла вверх или вниз по шахте лифта.

Задняя стена шахты представляла собой просторные высокие окна, каждое соответствовало отдельному этажу. Окна имели форму вытянутых арок, в них находились красочные витражи. Витраж на нашем этаже изображал ларак’ха, сворачивающегося клубком и пытающегося укусить себя за хвост. Я спросил отца, неужели этот этаж всегда принадлежал нашему Дому, о чём свидетельствовал витраж. Он же сказал, что витражи — подвижные, из нано-материала, так что нужные изображения создают ответственные за это художники-распорядители уже после того, как за конкретным Домом закрепят конкретный этаж.

Две недели провели мы в К’хронаале, и заседания по поводу снятия с нашего Дома статуса изгоев всё не прекращались. Дебаты были жаркими и обсуждение велось на повышенных тонах. Многие выступали за то, чтобы отменить общепланетный бойкот в отношении нашего Дома, но один Дом — Таламор-Арран-эль — яростно выступал против. Дома, не желающие портить отношения с Таламор-Арран, вынуждены были поддерживать его. Голос Дома Таламор-Арран имел наибольший вес на Совете, так как это был уважаемый авторитетный Дом, а последним д’хорниэлем — был прежний глава Дома, отец нынешнего главы.

Нынешнего вад’хаэля Дома звали Т’ху-Х’ори-Аритааль, или кратко для друзей — Ори-Ари. Он был отцом Эндэлина-Аррии и того юноши, что пришёл за ней в библиотеку. Юношу звали Т’хаэн-Лор-эль, или — Таналор — для своих.

Наши защитники в качестве аргумента ссылались на славу Н’риэля, указывали на его пользу и неоценимые заслуги, когда он спас всю планету от насекомых-убийц, а также разработал средства лечения от укуса.

Глава Дома Т’халамор-Арран-эль, Т’ху-Х’ори-Аритааль, холодно ответил на это:

Те насекомые — как дикозвери —

Последствия лишь их же действий.

Ведь это предок их, Анэйрин,

Виновен в череде всех бедствий.

Избавиться от насекомых —

Малейшее лишь из того,

Что Дала-Рин должны бы сделать,

Чтобы исправить своё зло.

Он имел в виду всё то же Великое Предательство, которое имело прямое отношение к тому аду с дикозверями, что царил на Х’айтрайенборр.

Ори-Ари и Таналор смотрели на нас с отцом враждебно на протяжении всего заседания, каждый день. А вот Эндэлина-Аррия глядела беззлобно, и, более того, дружелюбно и с интересом. Это была единственная приятная причина для меня посещать заседания Совета — там я мог любоваться прекрасной Эндэлина-Аррией целых два-три vaire без остановки!

Мне кажется, она тоже питала ко мне симпатию, и это читалось в её взгляде. Но поговорить друг с другом наедине мы не могли, и это удручало.

Каждую ночь, засыпая, я думал об Эндэлина-Арии. Иногда она мне даже снилась. Я становился всё более одержим ею, но плод, что я желал, был запретен, и это просто сводило с ума и причиняло немыслимые страдания.

Днями я бесцельно бродил по К’хронаалю и его окраинам.

Так прошли две недели нашего пребывания здесь, а в день D’lunian (первый день пятидневной недели) третьей Seak’h-Idann произошло нечто, изменившее ход событий.

* * *

До заседания Совета было ещё несколько vaire, и я отправился погулять по К’хронаалю.

Когда я спускался на левитирующей платформе и глядел на витражи, проносящиеся мимо вверх, то замечал среди них и движущиеся. На одном из таких изображалась сцена боя группы b’fiire с летающим монстром g’haedaeptys. Дикозверь завис в воздухе и махал крыльями, а охотники потрясали копьями, подбрасывали в воздух дроны-шары, стреляли по зверю из пистолетов и лучевого оружия. Действительно, материал витражей был нано-материалом, как и говорил отец — ни с каким другим материалом подобное не сотворить.